Великие завоеватели
Шрифт:
По легенде, Аттила уже собрался было снять осаду, но тут увидел стаю аистов, летевших из города. Это был знак: аисты покидают обреченный город, значит, пришло время решительного штурма.
Но это легенда. А были аисты или нет, осада продолжалась еще месяц без попыток массированного штурма. Аттила еще дальше засылал продовольственные команды, ждал, пока утихнет эпидемия энтерита благодаря обильному потреблению кумыса, и убеждался, что город способен выдержать долгую блокаду. Аттила отдает приказ о штурме. Гунны, франки и другие союзные им варвары ворвались в поверженный город. От Аквилеи не осталось ничего. Говоря об исчезновении города, французский историк, по-видимому, опирался на свидетельство Иордана, который писал, что гунны в Аквилее «разоряют все с такой жестокостью, что, как кажется, не оставляют от города никаких следов» [32] .
32
На
Вслед за этим гунны захватили большой и богатый торговый город Медиоланум (современный Милан). Интересно отметить факт, сообщаемый Судой [33] : якобы там, в императорском дворце Аттила увидел картину, изображавшую римских императоров на троне с распростертыми у их ног мертвыми скифами. Тогда он приказал разыскать художника и заставил его нарисовать себя на троне, а римских императоров — высыпающими золото из мешков к его ногам.
Печальная участь постигла и другие итальянские города: Тицинум (современная Павия), Мантую, Верону, Кастильо, Кремону, Брешиа, Бергамо, Лоди, Комо, Новару, Трекате, Верчелли, Чильяно, Мортару, Мадженту, Виджевано… Венцом этого победного марша, по замыслу Аттилы, конечно же должен был стать Рим. Тем более что захватить его сейчас было не так уж сложно, поскольку войск в городе было немного, а население было охвачено паникой из-за страха перед варварами, которые уже захватили полстраны. Таким образом, как пишет Алексей Паталах, «на этот раз Рим не имел никакой возможности противостоять Аттиле».
33
Суда — название византийского толкового словаря греческого языка X века, который содержал объяснения античных реалий, биографические заметки, цитаты из древних авторов. Слово «Суда» до XX века принималось за имя автора и часто читалось как Свида.
Но хитрый завоеватель, чтобы еще больше облегчить свою задачу по захвату города, придумал блестящий стратегический ход: пока Аэций со своими легионерами будет разыскивать армию гуннов по берегам реки По, Онегез со своим войском нападет на его тылы, и Аэций будет вынужден отражать нападение, оставив часть легионов как заслон против ожидаемого приближения Аттилы. Таким образом силы римлян будут распылены. Обратив в бегство арьергард Аэция, Онегез направится к Пизе, откуда по побережью ведет в Рим Аврелианова дорога. Аэций конечно же поспешит преградить ему путь к столице, ввяжется с ним в бой и тем самым еще больше ослабит свою линию обороны. Вот тогда-то Аттила перейдет По, дойдет до Мантуи и Флоренции и оттуда, по Кассиевой дороге, достигнет Рима! Этот план, по мнению Бувье-Ажана, «и поныне восхищающий стратегов», был просто «обречен на успех, и в той части, которая зависела от Онегеза, результаты даже превзошли ожидания». Но когда армия Аттилы уже стояла на Амбулейских полях, непосредственно перед Римом, он вдруг неожиданно… передумал штурмовать «вечный город». Почему? На этот вопрос историки имеют массу предположений.
Большинство исследователей считает, что такое решение Аттилы было вызвано опасной эпидемией, которой во второй половине июня 452 года была поражена часть его войска. К тому же ее распространение было якобы более сильным к югу от По, чем на севере, а потому заманчивая мысль о продолжении войны по ту сторону реки не сулила ничего хорошего. Однако Алексей Паталах, единственный из исследователей жизни и деятельности гуннского завоевателя, наряду с этой версией называет еще одну причину его нерешительности: «Аттила не решался идти на Рим, зная, что его предшественник, готский король Аларих, после захвата Рима прожил недолго». Если учесть, что вождь гуннов, как и другие правители того времени, был человеком суеверным, то такое предположение не лишено смысла.
Более интересную и во многом подкрепленную последующими событиями версию высказывает Бувье-Ажан: «…надо было поставить последнюю точку в этой кампании. И у Аттилы появилась новая идея: а нельзя ли вместо наступления создать одну только видимость наступления, посеять такую панику, что страх вынудит Рим капитулировать и в сражениях не будет нужды?» И действительно, зачем тратить большие усилия, терять множество людей и военной техники, когда одно только появление его армии на Амбулейских полях может решить все? В подтверждение этого российский исследователь Р. Безретдинов пишет: «Аттила подошел к воротам Рима. Столица, народ, Сенат и Папа — все были в панике. Не видели иного решения, кроме как сдаться». Дальнейшие события в изложении французского историка выглядели так: «Валентиниан III собрал своих министров и советников. Надо было выбрать меньшее из зол. Предстояло выяснить у Аттилы, на каких условиях он согласен пощадить город, отправить послов с дарами, пойти на любые унижения, обещать ежегодную дань, которая могла быть весьма велика, если гунн не выставит еще и территориальных притязаний… Собрали Сенат. Сенат единогласно постановил назначить нескольких сенаторов, которые от его имени попросят мира за ту цену, которую назначит Аттила. Но что подумает народ? Не воспримет ли он это как трусость и предательство со стороны императора и знати?
Объявили общий сбор горожан. Сенаторы сообщили об опасности, нависшей над Римом. Город мог подвергнуться полному разрушению. Вся Северная Италия разграблена, легионы могут лишь ненадолго задержать грозного врага, который уже скоро окажется под стенами города… Сенат собрался снова, в присутствии императора, его министров и высших сановников. Кто возглавит посольство? Кого наверняка примут? Нельзя же, в конце концов, просить самого императора? Да и примут ли даже императора? Тогда поднялся самый известный сенатор, Геннадий Авиен, и заявил: "Послать Папу, он будет принят"». Так было решено направить к Аттиле посольство во главе с Папой римским Львом I.
Детали встречи предводителя гуннов с Папой, которая состоялась 5 июля 452 года на Амбулейском поле, у брода через Манчино, стали известны историкам благодаря Просперу Аквитанскому. По его словам, во время их беседы с глазу на глаз «Аттила исполнился восхищения благородным и мудрым старцем, а Папа не устоял перед обаянием несокрушимого и на славу цивилизованного вождя». О чем они беседовали, вряд ли когда-нибудь станет известно, а об итоге их разговора Проспером записано лишь следующее: «Папа положился на помощь Господа, который не оставляет тех, кто служит справедливому делу, и его вера принесла успех». Но о самих переговорах вождя гуннов с римским посольством, которые состоялись на следующий день, Бувье-Ажан пишет следующее: «Аттила сам объявил, что стороны пришли к согласию. Он начнет вывод войск из Италии с восьмого июля и выберет тот путь, который его устроит. Император Западной Римской империи выплатит в пятилетний срок разумную дань. Он отказывается впредь от всех попыток вторжения в Галлию и Италию при условии, что на него не нападут в другом месте и Рим воздержится от любых подстрекательств, сеющих смуту и подрывающих порядок в его империи. Он ожидает, что Валентиниан призовет Марциана выплачивать дань, обещанную его предшественником, и также не беспокоить императора гуннов. В противном случае он будет считать себя свободным от обязательств, и Константинополь окажется под ударом. В завершение речи он поблагодарил Папу, заявив, что для него большая честь принимать у себя «самого мудрого человека в мире», и пожелал ему долгих лет жизни. Папа был так растроган, что не мог отвечать. Они молча обнялись.
Папа удалился к себе и переоделся в простые белые одежды. Подвели лошадей.
Аттила, спохватившись, захотел оставить последнее слово за собой и насмешливо бросил Тригецию напутственные слова: "И напомните вашему императору, что я все еще жду свою невесту Гонорию!"»
Как известно, не каждый полководец щадил Рим. Так, во время варварских набегов в 410-м, 455-м [34] и 476 годах он подвергся огромным разрушениям и человеческим жертвам. А вот варвар Аттила, называемый за свою жестокость Бичом Божьим, пощадил Вечный город. Кто или что тронуло сердце кровавого завоевателя? У Бувье-Ажана на этот счет немало версий. По одной из них причиной его отказа от нападения не могла стать «великая сила убеждения» Льва I. А может быть, Аттиле было просто лестно, что он говорил на равных с человеком, которого почитал весь христианский мир.
34
Интересно отметить, что тот же Папа Лев I, которому удалось уберечь Рим от разрушения армией Аттилы, в 455 году не смог убедить короля вандалов Гензериха не трогать город.
Версия интересная, но не так-то просто было привести Аттилу в восторг. Он общался с римскими императорами и не испытывал к ним особого почтения. Он был атеистом, и наместник Бога на земле был для него наместником того, кого не существовало, по крайней мере для него. Нельзя же допустить, что Папа за десять минут обратил его в свою веру!.. Аттила увидел великого человека, который произвел на него сильное впечатление, это несомненно. Но о смиренном по слушании и речи быть не могло.
Еще один вариант: Лев помог Аттиле обрести мир с самим собой, пробудив в нем чувство человечности. Это также похоже на чудо. У Аттилы уже были проблески гуманизма между двумя истребительными кампаниями. Были Труа, Орлеан и Париж, но они не предотвратили Каталаунских полей, а проповеди Льва не спасли Аугсбурга!
Не могла, по мнению французского историка, подвести Аттилу к такому решению и якобы вспыхнувшая у него любовь к девушке Елене, изложенная в итальянской легенде и не подкрепленная ни одним историческим документом. Бувье-Ажан приходит к выводу ее неправдивости. Легенда повествует, что в окрестностях Мантуи жила молодая римлянка, красивая, набожная и милосердная. Ее вера победила все страхи, и она не покинула свой дом, узнав о приближении гуннов. Аттила проезжал мимо в сопровождении эскорта и захотел сделать привал и немного отдохнуть. Юная девушка вышла к нежданным гостям, пригласила Аттилу в дом и стала ему прислуживать. Аттила был ею очарован и заговорил с девушкой. Она сразу поняла, что перед ней император гуннов и удивилась его учтивости.