Великие завоеватели
Шрифт:
В ноябре 1387 года гнев Тамерлана обрушился на иранский город Исфахан. Поначалу он капитулировал и покорился на милость победителя. Губернатор Музаффар-и-Каши сам вынес ему ключи от городских ворот, после чего завоеватель, как всегда, начал сбор дани. Затем Тамерлан оставил в Исфахане небольшой гарнизон и покинул город. Упоенные легкой победой солдаты разбрелись по улицам. Они приставали к местным женщинам и издевались над мужчинами. Это не понравилось жителям, и они спонтанно стали собираться на площади. Кто-то бросил клич, и разъяренные люди накинулись на захватчиков. Почти все они были перебиты поодиночке.
Когда догнавшие войско Тамерлана гонцы сообщили ему о случившемся, он, не задумываясь, тут же повернул коней назад. Город был обречен. Завоеватель помиловал только духовенство и те семьи, которые укрыли его воинов и спасли их от смерти. К рассвету вокруг Исфахана выросло 45 больших башен, сооруженных из 70 тысяч голов. Впрочем, немало исследователей
А в 1393–1394 годах завоеватель подчинил себе Месопотамию. Ее богатейшая столица Багдад была разграблена и почти полностью уничтожена. Вокруг города было возведено 120 малых башен из 750 голов в каждой. Это значит, что в целом поплатились своей жизнью около 90 тысяч человек. Такая же участь постигла мужчин Герата, Шахристана, Алеппо, Туса, Радкана, Меерута и еще целого ряда городов. Согласно жуткой легенде, во время захвата армией Тамерлана города Аркаса в кровопролитной битве погибли все мужчины, защищавшие его. И тогда захватчики стали связывать по рукам и ногам женщин. Пленниц клали на землю, а на их обнаженную грудь сыпали горящие угли. Такую месть им придумал Тамерлан за то, что они, переодевшись в одежду погибших мужчин, храбро встали на защиту своих домов. Несмотря на столь жуткую расправу, на пятые сутки после падения Аркаса оставшиеся в живых женщины снова переоделись в мужскую одежду и, взяв в руки оружие, неожиданно ударили по завоевателям. Два дня понадобилось воинам Тамерлана на усмирение идущих на смерть женщин-воинов. Их самоотверженность глубоко поразила самих врагов. Ведь, как гласит предание, одна отчаянно смелая девушка даже смогла проникнуть через дымоход в дом, где остановился Тамерлан. Она успела убить троих из его телохранителей и чуть не расправилась с ним самим, если бы ей не помешали другие воины, вставшие на защиту своего эмира. Завоеватель пришел в такую ярость, что приказал загнать всю оставшуюся часть женского населения города, в том числе старух и детей, в один дом и сжечь заживо. Что и было сделано незамедлительно…
Шло время, но несмотря на большое число завоеванных территорий, Тамерлан не мог успокоиться. Ведь вне его власти все еще находилась Индия — одна из богатейших соседних стран. Поэтому, придумав простейший повод для войны — необходимость обращения язычников-индийцев в ислам, завоеватель выступил в 1398 году в новый поход. Армия Тамерлана, словно смерч пронеслась от берегов Инда до самого Ганга, оставляя за собой кровавые следы. Был взят штурмом считавшийся неприступным город-крепость Мератх. Все его жители были перебиты, а крепость разрушена. В конце 1398 года войско Тамерлана подступило к Дели — столице Индостана. Под его стенами монгольские воины вступили в сражение с войском делийских мусульман под командованием Махмуда Туглака, но защитить город оно не смогло. Более двух недель бесчинствовали солдаты Тамерлана в Дели. Мужское население в городе было полностью вырезано. Говорят, что по приказу эмира истребили даже 100 тысяч индийских воинов, сдавшихся в плен (по некоторым сведениям, это произошло потому, что захватчики просто не знали, что с ними делать). Армия ушла из Дели отягощенная огромной добычей. А все, что нельзя было вывезти в Самарканд, Тамерлан приказал уничтожить или разрушить до основания. Один из современников захватчика, испанский посол Гонсалес де Клавихо, писал, что в Самарканд направлялись целые караваны с награбленными несметными сокровищами. Так, например, 90 захваченных в Индии слонов везли камни из карьеров на строительство мечети в Самарканде.
Разрушая до основания чужие города, «властелин Азии», как называли Тамерлана его современники, стремился всячески возвеличить и украсить столицу своей державы. С этой целью в Самарканд стекались не только несметные богатства, награбленные в походах, но и доставлялись самые лучшие специалисты и мастера. Безвестный летописец писал в связи с этим следующее: «Тимур так хотел возвеличить этот город, что какие страны он ни завоевывал и ни покорял, отовсюду приводил людей, чтобы они населяли город и окрестную землю. Из Дамаска привел он всяких мастеров, каких только мог найти: таких, какие ткут разные шелковые ткани, таких, что делают луки для стрельбы и разное вооружение, таких, что обрабатывают стекло и глину, которые у него лучшие на всем свете. Из Турции привез он ремесленников, каких мог найти: каменщиков, золотых дел мастеров, сколько их нашлось. Кроме того, он привез инженеров и бомбардиров и тех, которые делают веревки для военных машин. Они посеяли коноплю и лен, которых до сих пор не было на этой земле. Сколько всякого народу со всех земель собрал он в этот город — как мужчин, так и женщин, — что всего, говорят, было больше полутораста тысяч человек».
Великий завоеватель решил прославить свое имя, украсив древний Самарканд. Воплощение своего замысла он начал с постройки самой большой в мире мечети — Биби-Ханум (ее центральная часть была рассчитана на десять тысяч молящихся), которую по праву можно назвать «симфонией в камне». Ее убранство было искусно продумано: те части величественного здания, на которые смотрели издали, были покрыты крупными геометрическими узорами — синими, бирюзовыми, белыми с вкраплением черных и зеленых кирпичей, а в местах, рассчитанных на рассмотрение вблизи, преобладала изразцовая мозаика с мелким цветным орнаментом. Такое разнообразие достигалось за счет того, что самаркандские мастера умели изготавливать кирпичи настолько мягкие, что их можно было легко резать ножом. По заранее составленному рисунку камнерезы вырезали сотни тысяч маленьких цветных кусочков и выкладывали ими узорное панно, которое, словно ковром, покрыло всю мечеть.
Всю центральную часть здания занимал огромный прямоугольный двор, в который вел гигантский стрельчатый портал, словно охраняемый по бокам двумя башнями-минаретами. Но главным сооружением мечети, ее гордостью стали арка второго портала и стоящий над ней купол высотой 41 метр, покрытый изразцовым нарядом. Он так велик, что даже вход в египетский храм рядом с ним может показаться миниатюрным.
Еще одним величественным зданием Самарканда, созданным при Тамерлане, является фамильный склеп Тимуридов — Гур-Эмир («гробница Эмира»). Этот мавзолей представляет собой грандиозное сооружение с большим ребристым куполом, возведенное на восьмиугольном основании. Возвышаясь над плоскими крышами домов, купол Гур-Эмира кажется огромной шапкой из бирюзы. Поражает своим великолепием и внутреннее убранство мавзолея. Стены его отделаны полупрозрачным, молочно-зеленоватого цвета ониксом, карнизы вырезаны из белого, расписанного золотом мрамора и увенчаны широкой мраморной лентой, покрытой изречениями из Корана. Однако более всего впечатляет резная дверь в помещение мавзолея с инкрустацией из слоновой кости, перламутра и серебра. В целом же в изразцовой орнаментации Гур-Эмира столько разнообразия в материалах и формах, что представленные в ней мотивы могут составить целую энциклопедию декоративного искусства Средней Азии.
Вернувшись из очередного похода на родину в 1399 году, Тамерлан на какое-то время сосредоточил все усилия на государственных делах и организации строительных работ в Самарканде. Земли Индии его больше не интересовали. Он был доволен своими военными подвигами и массовым истреблением идолопоклонников. А между тем богатейший некогда Индостан пришел в упадок, и потребовалось целое столетие, чтобы Дели смог оправиться от таких разрушений.
До весны 1400 года Тамерлан пробыл в Грузии, дав отдых своим войскам, а затем, собрав 800-тысячную армию, отправился через ранее завоеванную им Месопотамию в Сирию. Близ города Алеппо ему пришлось сразиться с турецкими войсками, которыми командовали сирийские эмиры. Штурмом овладев городом, он, как обычно, разграбил его. Более печальная участь постигла богатейший Дамаск: Тамерлан сжег его дотла. В Сирии он вел себя так же, как и в других завоеванных странах, поэтому его армия вернулась в Грузию с огромной добычей.
В том же году Тамерлан начал войну с османским султаном Баязидом I Молниеносным. Он хорошо понимал, с каким сильным соперником ему предстоит столкнуться: ведь Баязид был таким же хищником, завоевателем, захватившим обширные территории на Балканах и в Малой Азии. К тому же многочисленные турецкие войска были закалены в победоносных войнах с европейцами, а на службе у султана находились целые корпуса европейских наемников с новым тогда огнестрельным оружием. В то время как Тамерлан вторгся в его империю, Баязид был занят осадой Константинополя. Взятие столицы Византии было его великой мечтой, и вот когда ее судьба и судьба всей Восточной Римской империи уже висела на волоске, в планы султана вмешался Тамерлан. Оба полководца стоили друг друга. Взять хотя бы их переписку, в которой они перемежали уточенную восточную вежливость и лесть с самыми отборными ругательствами и дикими угрозами. Примерами могут служить послания, которыми обменялись оба завоевателя во второй половине июня 1402 года, накануне знаменитой битвы при Анкаре. В письме Баязида говорилось: «Не наглость ли предполагать, что тебе принадлежат все части суши?» На что Тамерлан с гордостью и издевкой ответил: «Не большая, чем решить, как ты, что владеешь Луной!» Он имел в виду полумесяц, красующийся на турецком знамени.
В битве при Анкаре войска Баязида, который до этого считался непобедимым, были наголову разбиты, а сам он взят в плен, в котором и умер. По некоторым данным, Тамерлан заточил его в железную клетку и возил ее вместе с обозом. Это заточение длилось якобы до самой смерти султана. Но некоторые историки утверждают, что Тамерлан отнесся к достойному сопернику благосклонно и дал ему возможность умереть относительно свободным человеком. Если это правда, то это был один из тех редчайших случаев, когда великий завоеватель проявлял «милость к побежденным».