Великий царь
Шрифт:
– Это и есть Дельфы, – на всякий случай сообщил шагавший рядом проводник, – а вон там, на отрогах горы, за лавровой рощей, храм Аполлона.
Тарас молча кивнул и сделал знак рукой всем остановиться. Рассматривая знаменитый город, особенно поразивший его наличием множества храмов, из которых вознесенное на гору Парнас святилище Аполлона было лишь одним из многих, он удивился их количеству. Даже на первый взгляд этот город превосходил «застроенную» храмами столицу Лакедемона как минимум вдвое.
Тарас ожидал увидеть множество народа со всей Греции, что спешило по этой горной дороге поклониться своим богам. Однако, как бросалось в глаза командиру
Отсюда с перевала все было видно достаточно хорошо, вплоть до дальнего конца долины, и Тарас смог оценить саму возможность оборонять этот город. Она была неплохой.
«Это, конечно, не Фермопилы, – прикинул Тарас, присматриваясь к широким проходам в скалах на дальнем конце долины, перевалу и вершинам, нависавшим над ним, тонувшим сейчас в жарком мареве, – но выстоять можно, даже имея так мало людей, как у нас. Один спартанец стоит десятка. Мы запрем эту долину, и будем громить персов из всех видов оружия. А если подойдет афинское войско, то этому Мардонию вообще ничего не светит. Можем стоять здесь хоть целый год».
Рассуждая так, Тарас старался приободрить себя, поскольку за то время, пока он занимался рекогносцировкой на местности, количество людей, покидавших Дельфы увеличилось вдвое. Дорога внизу была почти запружена телегами, всадниками и просто пешими греками, стремившимися покинуть город. Все это очень походило на обычное бегство.
«Видимо, – рассудил Тарас, с презрением поглядывая на проходящих мимо людей, – увидев армию спартанцев у себя в городе, они решили, что дело плохо, и не стали дожидаться исхода сражения с персами. А Леонид не стал их удерживать».
Чтобы отвлечься, он вновь перевел свой взгляд на город, обсыпавший домами и зелеными рощами склоны горы Парнас, между которыми виднелось множество дорог, рассекавших город на кварталы.
– А это что за строение? – поинтересовался Тарас, указав проводнику на выложенные каменными плитами склоны одного холма, где были устроены скамьи, разделенные на сектора. Все сооружение опускалось к широкой и круглой площадке, очень напоминая своим видом театр, устроенный на открытом воздухе.
«Акустика там должна быть отменная, – подумал он, – стены почти вертикальные, да и горы кругом. Наверно, тот, кто стоит в центре круга и разговаривает, слышен даже здесь».
Тарас не обманулся.
– Это театр, – сообщил ему проводник, вытерев пот со лба, – здесь жители Дельф смотрят комедии, а также слушают поэтов, певцов и музыкантов, часто приезжающих из других полисов в Фокиду.
– Мы, спартанцы, считаем это пустой тратой времени, – заявил Тарас, уже знакомый с отношением к искусству в Лакедемоне, – а из всех, кого ты перечислил, уважаем лишь музыкантов.
Проводник не стал спорить. Видимо, ему тоже были хорошо знакомы обычаи, царившие среди граждан Спарты, поголовно страдавших ксенофобией. Всех пришлых поэтов и даже музыкантов они быстро выпроваживали обратно домой, если те осмеливались показать своим искусством что-либо оскорбляющее достоинство спартанцев. А оскорбить гордого спартанца было очень легко. По той же причине спартанцы не смотрели комедий. Ведь комедианты очень любят поиздеваться на теми, о ком рассказывают. А ни один гражданин Лакедемона, услышав издевательства в свой адрес, не спустил бы такого приезжему артисту, моментально лишив его головы. Но с тех пор, как Ликург обнародовал свои законы, комедианты больше не спешили в Спарту. Лишь прорицателей там принимали охотно.
Заметив на дальнем конце города, там, где главная дорога огибала последние кварталы и вновь уходила в холмы, многочисленные палатки лагеря спартанской армии, Тарас махнул рукой, приказав продолжать движение. И обоз с баллистами двинулся вниз, занимая большую часть дороги, так что убегавшим из «обреченного» города грекам приходилось теперь жаться к обочине.
Едва миновав несколько городских кварталов, Тарас сразу же убедился в своих подозрениях. Несмотря на присутствие армии спартанцев, обитатели Дельф целыми семьями покидали их. Навстречу «артиллеристам» двигались груженные всевозможным скарбом, явно впопыхах, телеги и навьюченные лошади. Те из жителей, кто был победнее, тянули за собой упиравшихся ослов с мешками на спине. Остальные тащили добро на собственном горбу, ничего не желая оставлять персам.
– Похоже, здесь никто не верит в нашу победу, – горько усмехнулся Тарас, посмотрев на Темпея. Врачеватель, проводив взглядом очередного горожанина с ослом, ноги которого подгибались от наваленной на холку тяжести, лишь вздохнул, промолчав. Зрелище было не из приятных.
К тому моменту, когда телеги с баллистами вслед за авангардом копейщиков миновали почти все кварталы нижнего города, Тарасу стало казаться, что город уже вымер. Настолько пустыми и безжизненными были улицы Дельф. А ведь, судя по недавним рассказам проводника, здесь должно было находиться множество гостей из других полисов, желавших не только посетить храмы, но и насладиться театральным действом. Времена развлечений для здешних обитателей, похоже, миновали. Спартанцы входили в пустой город.
– Кого же мы будем защищать? – невольно вырвалось у Тараса, когда он, пройдя три стадии по пустынным улицам, встретил лишь несколько бродячих собак. Вокруг было так тихо, что он слышал лишь ветер, гонявший по улицам пылевые облака.
Наконец, они вышли в последние ворота и оказались на небольшом поле у стен города, где стояло спартанское войско. Приблизившись, Тарас увидел палатку царя, у которой происходил какой-то совет. Там, облаченный в красный плащ, стоял сам Леонид, полемархи и еще несколько незнакомых Тарасу людей, в основном седовласых старцев.
– Отведи обоз вон на тот край поля и поставь палатки, – приказал Тарас Пентарею, – отдыхайте, а я пока схожу к царю.
Сразу по прибытии в Дельфы Тарас должен был явиться с докладом к Леониду. Но, увидев у его палатки собрание, даже остановился, не решаясь побеспокоить царя. Разговор шел, похоже, серьезный и на «высоком уровне». Эти бородатые старцы в белых гиматиях явно не принадлежали к числу нищих просителей, с которыми царь Спарты не стал бы даже разговаривать. Это были либо отцы города, либо жрецы Аполлона. Последнее показалось ему более вероятным.
Но царь сам заприметил его и жестом приказал приблизиться.
– Ты прибыл, Гисандр, – кивнул он, – это хорошо. Останься с нами и послушай, о чем говорит благочестивый Эврип.
От Тараса не ускользнуло, как тень промелькнула по лицам полемархов. Его, вчерашнего солдата, сейчас поставили в один ряд с полемархами, знатнейшими спартанцами. Но раз царь приказал остаться, Тарас остался, хотя и почувствовал себя безродным выскочкой. «А впрочем, – успокоил себя Тарас, осторожно рассматривая жрецов, – какой же я безродный. Это там, в прошлой жизни, еще мог таким считаться. А здесь у меня папа геронт. Так что, господа полемархи, придется потесниться. Мне тоже хочется побыть на Олимпе».