Великий дух и беглецы

Булычев Кир

Решив придерживаться второго варианта, Павлыш подошел к пульту и, дожевывая бутерброд, попытался разобраться, как включаются экраны обзора. Встревоженный робот подкатил поближе, желая сохранить приборы от чужого, но Павлыш успел нажать нужную кнопку.

Экран, глядевший в деревню, показал стихший, измельчавший дождь, воду вровень с полом хижин и безлюдье. Деревня и даль долины за ней были окутаны серым серебристым светом – поднявшееся высоко солнце пробивалось сквозь облака. Дождь кончался.

Второй экран, направленный в сторону реки,

также оказался окном в серебристый день, подобный последнему дню потопа, когда бог уже устал поливать мир водой, но не собрался еще разогнать тучи. С возвращением придется подождать.

Сидеть взаперти также не входило в планы Павлыша.

Он дожевал бутерброд, выпил кофе, оделся. Оставалось лишь защелкнуть забрало шлема, и он готов покинуть скучный храм. Юноша не появлялся.

В последующие полчаса Павлыш перезарядил камеры, детально ознакомился со своей тюрьмой, пытаясь найти способ связаться с лабораторией, чтобы поторопить или разбудить юношу. Решил было нажимать все кнопки подряд, пока хозяева не прибегут остановить нахала, и лишь природная воспитанность удерживала Павлыша от этого решительного шага. Наконец, не выдержав, он занес уже ладонь над первым рядом кнопок, как движение на экране заставило ладонь замереть в воздухе.

Мерно шлепая по воде и грязи, к деревне приближались воины, которые кого-то несли. Павлыш пригляделся. Это была Речка. Старший семенил сзади, порой широко разевая пасть, видно, приказывал, подгонял. Деревня молчала, никто не вышел навстречу, не выглянул из хижин.

Рядом, на втором экране, который глядел за пределы долины, мелькнуло что-то черное.

Павлыш кинул взгляд туда. По реке, еле отличаясь от плывущих стволов, неслась длинная долбленая лодка. Люди в ней казались вертикальными черточками. Лодка приближалась. Павлыш увеличил изображение, а сам снова посмотрел на первый экран. Мать Речки метнулась к воинам, вцепилась в шерсть Старшему. Тот рванулся вперед, оскалился, присел, испугался.

Лодка приближалась. У людей в ней были копья.

Старший крикнул что-то. Воин обернулся и занес копье над женщиной.

Лодка разворачивалась, приближалась к обрыву, она шла прямо на камеру. Павлыш не был уверен, что на носу стоит Жало. Надо было подождать еще несколько минут.

Женщина упала на тропинку, забилась в воде, лужа темнела от ее крови. Воины продолжали свой неторопливый шаг. Старший догнал их. Люди из хижин подходили к лежащей женщине. Молчали.

Лодка приближалась к обрыву.

– Что случилось, Павлыш? Вы решили разрушить лабораторию? Этого еще не хватало. Я готов проклясть день...

Павлыш не мог объяснить себе, почему он выключил второй экран. Он не хотел, чтобы юноша увидел лодку. Он надеялся, что на носу ее стоит Жало – погибший при наводнении, упрямый Жало.

– Они убили женщину, – сказал Павлыш. – Посмотрите. Это тоже входит в эксперимент?

– Да, прискорбно, – произнес юноша.

Он дал еще большее увеличение, но экран показывал лишь спины, сомкнувшиеся вокруг убитой

женщины. Волосатые, согнутые спины.

– Как это случилось?

– Откройте дверь, – попросил Павлыш. – Я не смог. Они волокут Речку наверх. Старший берет власть в свои руки.

– Не может быть. Успокойтесь, Павлыш. На ранних этапах развития общества власть вождя безгранична.

– Вы сами уверяли меня, что контролируете всю жизнь долины. Или Речка и в самом деле не устраивает вас как нестабильный тип?

Павлыш увидел, что дверь поднимается кверху.

– Подождите здесь, – сказал юноша. – Поверьте, я справлюсь без вас. Мы не имеем права подрывать авторитет Старшего. Он нам нужнее, чем половина деревни.

Павлыш не послушался. Он выбежал вслед за юношей в полутемный круглый зал, последовал дальше, к выходу, к серебристому дождю, шуму капель, крикам воинов, стону Речки, резким приказам Старшего. Процессия приближалась к храму.

– Остановитесь! – Голос юноши разнесся далеко по долине.

Интересно, подумал Павлыш, как они решили проблему передачи звука?

Воины остановились, бросили Речку на землю.

– Старший, вступи в храм, – приказал юноша.

– Слушаюсь, Великий дух, – ответил Старший, склоняясь к земле. Он поднялся по каменным ступеням, остановился перед духом. – Речка не будет жить, – произнес Старший просто.

– Я не говорил тебе этого.

– Речка не будет жить. Если она будет жить, завтра два, три, четыре других убегут из долины. Они скажут: Старший не велик. Духи оставили его.

– Ты убил ее мать.

– Она подняла руку на меня. Она хотела меня убить. Мои воины оказались быстрее.

Юноша развел руками, сказал Павлышу по-русски:

– Вы же видите, он логичен.

– И вы согласны с ним?

– Он думает не о себе. Он думает о судьбе общины.

– Удобное оправдание.

– Вы неразумный собеседник.

– А вы жалеете, что я здесь. Вы не уверены в абсолютной правильности ваших поступков. События выходят из-под контроля, но вы продолжаете цепляться за иллюзию чистого эксперимента. Не будь меня, вы бы тут же санкционировали казнь девушки. Тем более что она представляет для вас интерес как объект патологоанатомического вскрытия.

– Вы правы, – ответил сухо юноша.

Старший ждал. Он был уверен в своей правоте.

– Я не могу вмешиваться в их решения, – объяснил юноша Павлышу.

Павлыш ничего не ответил. Он знал, что не отдаст им Речку, что бы ни делали воины, Старший и бесплотный миссионер. И еще он мысленно пошел по пещере вместе с теми, кто находился в лодке. Если там был Жало. И он не хотел говорить юноше о лодке. Лодку он приберегал как неотразимый аргумент в их споре.

– Что ты будешь делать с Речкой? – спросил юноша.

– Исполню волю духов, – произнес Старший, и Павлышу показалось, что он чуть улыбнулся. Боги всемогущи, но богам можно польстить, богов иногда можно и обмануть – пусть думают, что Старший подчиняется им беспрекословно.