Великий Гусляр (худ. А. Кожановский)
Шрифт:
— Читай-читай.
Люди принялись искать сто двадцатую страницу.
— Вы бы за книжки платили, а то обложка белая, хватают все, кто потом купит? — говорила продавщица, но ее не слушали.
— «Го», — сказал Удалов. — Это перенос со страницы сто девятнадцать. «Го для Рэ. Кийа» с добавлением многолетия «жива она»!
— Правильно, так тебе перетак! — пришел в восторг человек в гимнастерке, достал из кармана галифе большое красное яблоко и протянул Удалову: — Ешь, не стесняйся. С твоими талантами учиться надо.
— Спасибо, — сказал Удалов, застеснявшись.
Ему вдруг представился
— Корнелий Иваныч, — сказал Стендаль, догоняя кинувшегося наутек Удалова. — Мне с вами надо поговорить.
Вслед несся голос опомнившейся продавщицы:
— Покупайте новый детектив о тайнах саркофагов! Кто убил Нефертити и ее мужа! Сегодня получено из Москвы!
Стендаль не успел схватить Удалова за локоть, как новые события отвлекли его внимание. По улице, задрав единодушно головы к маковкам церкви Параскевы Пятницы, шла группа иностранных туристов, довольно редких в Великом Гусляре. Группа состояла по большей части из пожилых дам с хорошо завитыми седыми буклями, в шляпках, украшенных бумажными и нейлоновыми цветами. Мужья этих женщин, заокеанские пенсионеры, были увешаны фотоаппаратами «Полароид» и «Кэнон» и имели бодрый вид.
Туристы оживленно переговаривались друг с другом. Удалов ел красное яблоко и не мог сдвинуться с места, потому что все понимал. До последнего слова. И даже знал слово в слово содержание англо-русских разговорников в руках интуристов.
Туристы говорили между собой с восклицательными знаками:
— Это же черт знает что за порядки!
— Великолепная варварская архитектура!
— Боже мой, какая сырость в этом городишке!
— Это похоже на Тадж-Махал!
— Миссис Генри, вы только посмотрите на этого туземца с яблоком во рту. Как он уморителен! Какая славянская непосредственность!
— Черт знает что за порядки! Пора завтракать, а переводчица куда-то делась!
— Эта церковь изумительно бы гляделась на фоне Нотр-Дам-де-Пари!
— Что за безобразие! Мы платим полнокровную валюту, а переводчица куда-то делась!
— Вы только посмотрите на этого туземца с яблоком во рту!
Тут Удалов понял, что туземец — это он. Тогда его охватило негодование, смешанное с жалостью к этим далеко оторвавшимся от родины людям, потерявшим переводчицу и завтрак. Он сделал шаг вперед и сказал с приятным бруклинским акцентом:
— Извините необразованного туземца, но, очевидно, вам следует сейчас повернуть налево, и вы выйдете непосредственно к гостинице «Великий Гусляр».
— Ах! — удивилась миссис Генри. — Простите, что вы сказали?
— Джентльмен выразился ясно, — сказал ее муж. — Послушаемся его и пойдем налево. Простите, сэр.
Вся группа туристов послушно повернулась за мужем миссис Генри, и лишь небольшого роста турист с напомаженными курчавыми волосами остался на месте.
— А вы чего стоите? — спросил его по-английски Удалов. — Ах да, конечно, вы пуэрториканец и не все поняли.
Удалов небрежно перешел на испанский язык и повторил инструкции на родном языке пуэрториканца.
— О, спасибо, сеньор! — воскликнул турист. — Я не всегда понимаю, когда говорят по-английски так
И, взмахнув фалдами длинного песочного цвета пиджачка, турист бросился догонять спутников.
Миссис Генри, сворачивая за угол, сказала мужу в надежде, что Удалов не услышит:
— Здесь прохода нет от агентов ГПУ. По-моему, я видела его около «Националя» в форме генерал-лейтенанта.
Удалов услышал и улыбнулся горькой, снисходительной улыбкой.
Наконец Стендаль пришел в себя настолько, что смог открыть рот и спросить:
— Корнелий Иванович, почему вы никогда не говорили…
— А что тут говорить… — Удалов махнул рукой и быстро зашагал к конторе, чтобы в пути обдумать события и принять решение.
Быстрое воображение уже представило его, Корнелия, главным интуристским переводчиком. Вот он встречает самолет на Шереметьевском аэродроме, и оттуда выходят высокие негры. «Здравствуйте», — говорит им Удалов на языке суахили. За неграми следуют жители республики Мальдивских островов.
«Добро пожаловать», — приветствует их Удалов на родном языке островов.
Сбегают по трапу японские дети с белыми журавликами в ручках.
«С прибытием вас», — говорит им Удалов на языке Страны восходящего солнца.
А сзади уже бежит большой начальник из международного отдела. «Товарищ Удалов! — кричит он не своим голосом. — Товарищ Удалов. Вот ваш дипломатический паспорт. Срочно садитесь на самолет. Вы нужны в Аддис-Абебе. Там найдена надпись на непонятном науке языке. Организация Объединенных Наций настаивает на вашей кандидатуре».
Летит Удалов к Аддис-Абебе. Черная Африка разворачивается под крылом. Слоны, носороги поднимают любопытные взоры и провожают самолет мычанием и дружественными криками. А на аэродроме ждут эфиопские академики.
«Как долетели?» — спрашивают они Корнелия.
«Спасибо», — отвечает он на безукоризненном эфиопском языке.
А там назначение послом или даже советником в одну африканскую страну, национального языка которой не знает никто, кроме Удалова…
«Диметилфталат — восемь граммов, — появилась мысль в мозгу Удалова, — водный раствор аммиака…» Нет, при чем здесь водный раствор аммиака?
Удалов поднял глаза и увидел в открытом окне аптеки провизора Савича, писавшего что-то в толстом провизорском блокноте.
— Лекарства изобретаете? — спросил Удалов.
— Да, вспоминаю кое-что.
— А водный раствор аммиака, — пошутил Удалов, — это как по-нашему?
— Нашатырный спирт, — сообщил Савич, и глаза его стали круглыми от удивления. — Я что, вслух разговаривал?
— Как сказать, — ответил Удалов и поспешил дальше.
К тому времени голова его была полна знаниями, приобретенными походя, за два часа. И Корнелий уже начал понимать, что его личная память здесь совершенно ни при чем. Ситуация складывалась куда более сложная. По какой-то причине он обрел способность моментально впитывать, как губка, любую письменную информацию, возле которой он оказывался. И для этого ему совсем не надо было раскрывать книгу или заглядывать в чужие блокноты. Можно было, к примеру, положить возле себя несколько учебников или справочников, и через секунду Удалов знал, что в них написано, до последней запятой.