Великий и Ужасный
Шрифт:
Так что я полночи совал сосиски в булки и сыпал всего, и побольше, и разливал кофе «три в одном», страстно ожидая момента, когда приедет Хуеморген и привезет мне приблуды для приготовления кофе на песке и отпустит меня погулять — например, в Хтонь, за кофе-машиной. Короче, суеты было много, я даже про припрятанный мешок с деньгами от князя не вспоминал. Ни пока хот-доги готовил, ни потом — когда химичил над урук-хаевским национальным костюмом, с утра.
Я стоял во всей это «хоккейной защите» перед потрескавшимся зеркалом в крохотной ванной комнате
Повинуясь наитию, я сплел две косы у висков и завязал их на затылке — чтобы волосы не мешали в бою. За спину, в специальные зажимы на бронежилете-кирасе сунул кард без ножен, в руки взял тот самый лом гномского железа — черную стальную палку полутора метров в длину, с загибом типа гвоздодера на одном конце и острием — на другой. Вернулся в ванную, глянул в зеркало — чего-то определенно не хватало для полноты образа, такого родненького и знакомого… Оно просилось, стучалось на краешке сознания!
О, да! Я потопал в подсобку, нашел там ведро с засохшей побелкой, сунул туда пятерню, распрямился и с большим удовольствие ляпнул себе на лоб, щеки, нос, переносицу такой замечательный и приятный символ Белой Длани! Во-о-о-т, теперь все в порядке.
— Кузя! Ну что там, карта готова? — я подхватил сумку с запасом разных вредных веществ и всяких прочих гадостей, покинул жилую зону и переместился в торговую.
Кузя сидел в темном зале на самом высоком стуле за самым мелким столиком, пил из тюбика кетчуп и что-то чирикал на туристической карте Маяка.
— Ага! — откликнулся он и улыбнулся.
Лучше бы он этого не делал. Весь его рот был в кетчупе, он стекал по кривым зубам и вообще — добавлял жутковатых ноток в облик маленького носатого каннибала. Хотя — можно ли считать гоблинов каннибалами? В конце концов, они ели представителей другого биологического вида, а то, что для людей снага, уруки и гоблины — это орки, так это проблемы людей… Нет, пожалуй, всё-таки даже в здешней системе координат поедать другую разумную личность — не этично. Вот и будем жить по этому принципу, а то и оглянуться не успею, как начну пирожки из эльфов продавать. Компромиссы тут недопустимы, товарищи! Каннибализм — это не наш метод!
— Вот, смотри! Тут ты спустишься в Большую Клоаку… — начал тыкать пальцем в карту Кузя.
— Та-а-ак! — напрягся я. — Куда я должен спуститься? В какую еще клоаку?
— Большую! Коллектор, канализационный! Но он ваще-то уже три года не используется никем, кроме гоблинов и… В общем — все отведение стоков идет по пе-ри-фе… Пе-фе-ре… Пефефе…
— Периферийной? — иногда носатый проходимец капитально бесил.
— Точно! По другим, по маленьким трубам. Объемы не те! А там мы иногда шаримся… И ты тоже мог бы, ваще-то, — Кузя осмотрел мою экипировку. — Полезно было бы, чтобы ты там пошарился.
— Кому полезно? — насторожился я.
— Ну всем, всем нам! — он что-то темнил. — Вот пройдешь по Большой Клоаке, и прямо к Щербатому на базу ваще-то. Ни один снага тебя не учует, они там не шарятся. Там мы шаримся и… Дойдешь, в
Очень, очень подозрительный гоблиненок.
— И кто еще?
— И ты, и ты… Ты там тоже ваще-то будешь шариться. Я тебе и фонарик дам!
— Мне не нужен фонарик, я черный урук, — все орки в большей или меньшей степени были приспособлены к ночной или подземной жизни, отсюда, наверное, и ходили слухи о том, что они… то есть — мы, якобы боимся солнечного света.
Я вон тоже в основном ночью работаю и живу. Не специально, так совпало. Но в тех же мастерских на Проспекте полно снага, которые что-то строгают-паяют-тачают с раннего утра и до самого вечера.
— Давай, Кузенька, ты сразу скажешь, что за дерьмо там меня ждет и почему ты так часто трогаешь себя за уши? Я же вижу: ты или прямо брешешь, или чего-то недоговариваешь! — вперился в него тяжелым взглядом я. — А то возьму тебя с собой и засуну твою голову в жопу Щербатому. Мало ли — тот снага, которому я обещал эдакую процедуру — не выжил?
— Меня-а-а-а? — пустил петуха гоблин. — Не надо мою голову в жопу. Это будет обидно ваще-то!
— А мне не обидно? Ты в который раз пытаешься меня кинуть! Я что — похож на лоха педального?
— Почему — педального? — удивился Кузя.
Действительно — почему? Я на секунду задумался об этимологии и семантике выражения «лох педальный», но тут же вернулся в реальность:
— Колись давай! А то жопа башка попадет — савсэм мертвый будешь!
— Ну, ты не злись, ладно?.. — шмыгнул носом он. — Мы видос хотели снять ваще-то. У нас камера есть — выко-ко-ко… Вы-со-ко-чуй-ствий-тей-лей-най…
— Высокочувствительная?
— Ды-а-а-а! — обрадовался он. — Ночные съемки получаются — а-а-агонь!
— И что вы собрались снимать?
— Бой Бабая с момо.
— Что, ять?! — мне показалось, что я ослышался. — У вас тут есть Момо?
— Есть ваще-то! Хтони-и-ические чудо-о-овища! Страшен-ные такие! — он многозначительно растягивал слова и делал широкие жесты руками, пытаясь то ли показать его размеры, то ли степень своей увлеченности проблемой.
Это могло быть совпадение? Могло. В принципе, я не знал, были ли тут страшилки про Бабая, и что вообще такое тут обозначало это самое Момо. Может, это и не башка с выпученными глазами на куриных лапах, а что-то другое? Скорее всего — не с большой буквы, а с маленькой. Не Момо, как имя собственное, а момо — как вид живых существ.
— И на что это похоже?
— Ну, как — на что? На человекопаука ваще-то! Момо — они такие.
— Гы-ы-ы-ы! — я не выдержал и заржал. — Мне срочно нужны фотографии человека-паука, Питер!
Сначала — Момо, теперь — человек-паук! Просто праздник какой-то.
— Хер с тобой, гоблин. Пойду, ввалю этому Питеру Паркеру с куриными лапками. Но помни: тридцать процентов с доходов от монетизации и продажи ингредиентов — мои! — в конце концов, я уже настроился на драку, и, если для того, чтобы накостылять Щербатому, нужно было оттырить какую-то хтоническую тварь… Почему бы и нет?