Великий Краббен (сборник)
Шрифт:
Мотор заглох, зато встрепенулись жабы.
Все грянули враз, как церковный хор на Пасху.
– Колюня! Это ты? – В окне появилась женщина с подобранными под гребень длинными седеющими волосами. – Неужели продал?
– Всё, всё продал! Сразу!
– Тогда с планом тебя, Колюня!
Тетя Лиза оказалась пожилой женщиной, не старушкой.
Пестрое платье, морщинистое лицо, пластмассовый гребень, а еще при ней состоял пес Вулкан – совершенно свирепое существо, готовое кинуться даже на Колюню. Каких-то специальных возражений против устройства базы в одном из пяти пустующих бараков, за которыми надзирала тетя Лиза, у меня не нашлось, зато тетя Лиза выставила ряд категорических условий.
Первое,
Второе, Серпа не пускать.
Третье, по отливу ходить на цыпочках.
Озвучивая свои условия, тетя Лиза показала мне длинный барак – темный, но опрятный. В северном его косматом, мхом поросшем углу валялась пустая жестяная баночка (икра морского ежа) и флакон из-под одеколона «Эллада». Недавно завтракал кто-то. Но вообще-то она живет одна, объяснила тетя Лиза. Иногда неделями никого не видит, зато потом сразу наезжают многие люди. Ждут бортов. День, неделю, всяко бывает. Так что водить баб, это категорически! Но ты, покивала мне тетя Лиза, ты вроде как приличный. Живи себе. А если понадобится… А если понадобится, выдержала она паузу, по кустам не шастай, иприткой обожжешься. И на отлив не бегай. Тут на отлив бегать – хуже, чем под себя сделать.
И указала:
– Туда ходи!
В стороне от бараков над узким ручьем был поставлен (с берега на берег) старый платяной шкаф «Белоруссия». Две дощечки в полу аккуратно выбиты. В приоткрытую дверь виднелся (если туманом не закрывало) плешивый сольфатарный склон вулкана, пятнистая дырчатая рулежка, бамбуковые рощицы. В ручье, под платяным шкафом, волшебно скользили смутные силуэты рыб.
Тетрадь вторая. Гости в парк-отеле
Поселок Южно-Курильск лежит на восточном и северном берегах бухты. В поселке имеются почта, телеграф, телефон и больница. На осушке против средней части поселка лежит множество малых затонувших судов с частями над водой. Вулкан Менделеева, действующий, возвышается в 3,7 мили от мыса Круглый и имеет три остроконечные вершины. Наиболее высокая обрывистая вершина достигает высоты 886,9 м. Склоны поросли лесом.
Дом мой, барак мой.
Угол живой, радостный.
Трепетали под закопченным потолком серые мотыли.
В окна влетали густо крапленые цветные божьи коровки.
Как срез огромного растрескавшегося пня, покрытого отчетливыми годичными кольцами, серебрилась в углу пепельная паутина, забросанная желтой пыльцой и мелкими листьями, а по ночам скреблась, просилась в дом крыса.
Крысу я не пускал. Сторожась, прятал продукты в банки.
Крыса тосковала. Тогда тетя Лиза принесла в барак кошку Нюшку.
«Тихая…» – загадочно заметила она, но в первую же ночь кошка начала плакать.
И не зря, не зря. Знала, к чему слезы. В тот же день спустился с небес гражданский ИЛ-14, и сошли по невысокому трапу кандидат геолого-минералогических наук Веня Жданов и другой кандидат – Серега Гусев, а с ними третий кандидат – Юлик Тасеев и командированный на Курилы из Москвы петрограф С. В. Разин, о котором я раньше совсем ничего не знал. Вещи геологов, кстати, нес запуганный до молчания экономист Роберт Иванович Жук. Впрочем, уже бывший экономист. Месяц назад с родным своим старшим братом работал он в бухгалтерии нашего НИИ, но внезапно нагрянувшая комиссия прозрачно намекнула начальству: не слишком ли? – два Жука на одну бухгалтерию!
И перевели Роберта Ивановича в лаборанты.
– Не томись. В поле хорошо, – утешал бывшего экономиста беспощадный Серега Гусев. – Ну, поломаешь руку в трех местах, без травм тут все равно не обойтись. – Багровое от страха лицо бывшего экономиста очень вдохновляло Серегу. – Или прямо у крыльца обожжешься иприткой. Знаешь, как это выглядит? Безобразные язвы до самой смерти, жена уйдет от такого. Зато смотри, как тут дышится! Отравишься консервами, все равно быстро не умрешь, такой тут воздух. Да и врачей на острове нет, попробуй пойми, от чего скончался хороший человек, обязательно ли от консервов? Или, скажем, вулканической бомбой перешибет вам пальцы…
– Почему мне? – еще сильней багровел Роберт Иванович.
Я вмешался в беседу. Пояснил: Серега преувеличивает. Отравиться можно не обязательно консервами, местный квас тоже способствует. Скукожишься, потеряешь силу, жена к себе не допустит.
О жене я упомянул напрасно.
Роберт Иванович еще сильнее затосковал.
Сильно любя свою молодую жену – длинноногую, многим хорошо известную альбиноску Клаву, Роберт Иванович первым на Сахалине ввел в обиход просторную металлическую ванночку для титана. Из соображений гигиены. Такая ванночка, залитая керосином, вдвигается в печной зев, керосин зажигается с помощью клочка бумаги, вот вода и вскипает за полчаса.
Но и это показалось влюбленному экономисту долгим.
Торопясь ускорить процесс кипячения, чтобы уединиться наконец с молодой альбиноской, Роберт Иванович впаял в металлическую ванночку несколько полых трубок и добился того, что работающий титан создавал теперь мощную, почти реактивную тягу. Мощный гул, подрагивание стен тревожило соседей. Когда по субботам Роберт Иванович врубал свою установку, соседи выходили на улицу.
И случилось. Не могло не случиться.
Накинув на плечи шелковый халат с японскими желтыми драконами, Роберт Иванович присел выкурить короткую голландскую трубку на крошечной скамеечке, поставленной возле титана, а в уютной спаленке, напевая народную песенку («Ой, вы гуси…»), разбирала постель альбиноска Клава. Она была без халатика, с веснушками на упругой груди (это многие знали) и всегда очень бледная. Как в гидропонике – всегда не хватало в ней чего-то.
И случилось то, что случилось.
Перегревшийся титан рванул как бомба.
Воздушной волной Роберта Ивановича выбросило в прихожую, сорвало с него японский халат с желтыми драконами. Неожиданно и грубо обнаженный экономист стал смеяться, потому что ждал совсем другого. А потом он стал смеяться уже серьезно, потому что прямо на его глазах металлический титан, непристойно раскачиваясь, смердя, пуская газы, сорвался с фундамента и на газовой струе, как инопланетный космический корабль, ввалился в уютную спаленку. Там он рванул еще раз, испустил еще больше мерзких газов и завалился в разобранную альбиноской постель. Даже альбиноска покрылась копотью. Даже беленькие зубки у нее закоптились. И упругие груди с веснушками закоптились, и все такое прочее. А Роберт Иванович смеялся и смеялся, пока не прибыла скорая помощь, вызванная соседями. Тогда только накинули на Роберта Ивановича халат – теперь уже с нестандартными рукавами.
Каникулы мои были нарушены.
К счастью, прилетели мои коллеги ненадолго.
Они вовремя дознались до ужасных тайных планов зама директора по хозчасти – отправить большую часть научных сотрудников вместо поля на силос. «Даже Кармазьян бьет тревогу, – сообщил Серега. – Ссылается на свои экспериментальные работы с корейским огурцом. Я ему советовал отправить своих лаборанток с нами, но он не решился: а вдруг вы зазимуете? Я ему говорю, да вы же знаете, японских презервативов на отливе хватит на всю зиму. А он сердится. Не понимает. На сердце у него тяжело. Так что поживем у тебя пару дней. Как подойдет судно, уйдем на Симушир».