Великий Краббен (сборник)
Шрифт:
«Думаешь о Будущем?»
На Эдика холодком пахнуло.
Кажется, шпион видел его насквозь!
С истинным ужасом он уставился на металлическую коробочку, которую шпион извлек из кармана. «Покажи при случае Илюхе». Вот это да, догадался Эдик, он и про Илюху знает. Сейчас начнет меня подкупать. Дешево я ему ничего не отдам. Думая так, Эдик коснулся металлической, холодной на ощупь коробочки. На крышке алела круглая кнопка, как на аппарате кинопередвижки. «Сейчас нажму на кнопку и все село, а вместе с ним новая грейдерная дорога взлетит на воздух!»
Но взял и нажал.
И услышал
Будто в коробочке вдруг проснулся какой-то мерзкий старичок.
Что-то там внутри зашевелилось, забухтело. Понятно, без всяких слов, но Эдик прекрасно знал, какие именно слова произносят в таких случаях, скажем, конюх Ефим или кузнец Харитон. А потом из-под металлической крышки высунулась механическая кривая ручка, похожая на обезьянью, и злобно ткнула в алую кнопку. Тотчас крышка закрылась, и все смолкло.
«Шпион! Шпион!» – не выдержал Эдик и бросился в деревню.
Кузнец Харитон и одноногий дядька Эдика, вооруженные топором и старой берданкой, никого, конечно, не нашли у реки, и сам Эдик так никогда и не узнал, что встретил в тот день меня, будущего академика И. А. Угланова, проводившего первые сложные испытания МВ. А я никогда не рассказывал об этой истории Илье Коврову (новосибирскому), боясь, что это повлияет на его решимость участвовать в эксперименте. Ведь Илья считал, что внутренне мы меняемся очень мало. И все технические достижения человека никак не соответствуют его внутреннему развитию. Искусственные спутники? Высадка человека на Луну? Точные технологии? MB, наконец? Да нет, считал Илья. О прогрессе человечества следует судить по поведению людей в общественном транспорте.
И показывал старую газету.
«…по сообщениям из Уагадугу председатель Национального Совета революции Буркина-Фасо распустил правительство».
«…в итальянском городе Эриче открылся международный семинар ученых-физиков, посвященный проблемам мира и ядерной войны».
«…в Женевском Дворце наций открылась встреча правительственных организаций, изучающих палестинский вопрос».
«…в польском городе Магнушев состоялась манифестация ветеранов боев на западном берегу Вислы».
Ну, какую из проблем мы уже решили?
Рукопись Ильи Коврова (новгородского) я не читал.
Но догадываюсь, что его герой должен был спасти душу.
Ведь как иначе? Герой новгородца не гнушался спекуляций. Но лазурные берега Крита, величественные руины Микен не могли не подействовать на него. Тенистая Долина бабочек обволокла его нежной дымкой веков. Дыхание вечности помогло переродиться. И в родное село Эдик привез не иностранные шмотки с этикетками модных фирм, а цветные монографии по истории античного искусства. И долгими летними вечерами на полянке перед деревянным клубом под сытое мычание коров с наслаждением рассказывал оторопевшим землякам об Афродите, о могучем Геракле, о первых олимпийцах, о славных битвах далекого прошлого, не забыв и о паскудном Минотавре, немножко похожем на откормленного племенного быка.
Совсем иначе отнесся к Эдику мой новосибирский друг.
«Эдик Пугаев начинал с деревянной ложки…» Такой фразой открывалась рукопись новосибирца. И все в этой истории крутилось вокруг ченча, как тогда на Востоке называли натуральный обмен. Отдав деревянную ложку за африканского слона, вы вовсе не совершали какого-то наглого мошенничества. Нет, вы попросту производили ченч. Вы пользовались ситуацией, которая сложилась так, что вашему партнеру расписная ложка в указанный момент была нужнее слона.
Эдик не торопился. Он считал, что если уж забрался в такую даль, что даже с капитанского мостика не видно родного села, этим, конечно, следует воспользоваться. Не валяться, как новгородец, в шезлонге и не бегать вверх-вниз, как новосибирец.
– Красиво, – замечал Эдик, примащиваясь в раскладном кресле рядом с задумчивым новгородцем. Судно стояло на рейде Пирея. – А вон там смотри, какой домик. – Эдик с новгородцем очень быстро перешел на ты. – Богатый домик. Онасису, наверное, принадлежит. Тут ему все, наверное, принадлежит?
– Да нет. Эта вилла принадлежит дряхлому псу покойного грека Пападопулоса, бывшего торговца недвижимостью, – неторопливо отвечал всезнающий новгородец. – Пападопулос сердился на своих родственников и незадолго до смерти указал в завещании, что все имущество должно перейти к его любимому псу.
– А что, греческие псы живут долго?
– Не думаю. Однако и десяток лет ожидания может привести в отчаяние самого крепкого греческого наследника.
– А в Греции продают собачий яд?
– Умирая, торговец выделил специальную сумму для охраны пса. Догхантеров здесь гоняют. Охранники, наверное, постоянно покуривают на террасе.
Эдик присмотрелся, но ничего такого не увидел.
– Дома лучше, – вспомнил он родное село. – У нас бы никто не посмел такой домик бросить псу под хвост.
– Это так, – подтвердил новгородец.
– Что ты читаешь? Это иностранная газета?
– Можно сказать и так. Мне доставили ее с берега.
– И что пишут в иностранной газете?
– Да всякое.
– Ну, к примеру?
– Вот пишут, что на Кипре в местности Эпископи раскопаны руины очень древнего дома. Когда будем на Кипре, внимательно все рассмотри. Каждую деталь. Пишут, что там найдены останки людей и лошади. Похоже, дом завалило при землетрясении, случившемся глубокой ночью пятнадцать веков назад.
– А как узнали, что землетрясение произошло ночью?
– Рядом со скелетом лошади лежал фонарь.
– Зачем лошади фонарь?
Новгородец качал головой:
– С тобой трудно. Ты задумывался о Будущем? Хотелось бы тебе знать, что там, в Будущем, с тобой случится?
– Почему это со мной?
– Да какая разница?
– Как это какая! – возмущался Эдик. – В Будущем я обязательно облысею. Зачем мне это? У нас в роду все лысеют к старости. Ведь Будущее – это просто старость, да? – Эдик злобно сплюнул за борт, метясь в белую чайку. – Ну его, это Будущее. Лучше уж попасть в прошлое.