Великий Краббен (сборник)
Шрифт:
Вообще, заметил Гриб, мы делаем на Хароне много хорошего.
Земляне, правда, недавно начали подозревать о существовании планеты за Плутоном. Астроном У. Бензел из Техасского университета, того, что в Остине, и астрофизик Д. Тоулен из Гавайской обсерватории зафиксировали периодическое изменение блеска Плутона, так что, похоже, местоположение Контрольной базы вскоре придется менять.
– У нас что? – вдруг дошло до Петрова. – Контакт разумов?
– Ну вот еще, – фыркнул Гриб. – Истинный Разум не ищет слабых или сильных. Истинный Разум ищет равных. Когда дело дойдет до контакта, обещаю, он будет всеобщим. Если мы решимся на Контакт, то вступим в отношения сразу со всеми
– А почему сразу со всеми?
– Как это почему? – удивился Гриб. – Вступи я с тобой в Контакт, тебя тут же упекут в психушку. А вступи я в контакт с серьезными учеными, они не поверят мне.
Они помолчали.
Получалось так, что Листками интересуются не зря.
Для землян Листки, в общем, не представляют опасности, но если такие типы, как нКва, вывезут Листки в область Неустойчивых миров, последствия для Вселенной могут оказаться совершенно непредсказуемыми. Может замедлиться скорость света, или гравитационная постоянная изменится. Так что лучше передать Листки мне, предложил Гриб. Он якобы знает в глубине Космоса один невзрачный коричневый карлик. Внешне, конечно, невзрачный. Но Листки там будут храниться надежнее, чем где-либо. В принципе, для него, Гриба, не проблема даже саму квартиру Петрова превратить в надежный сейф, оставив Петрова в роли вечного хранителя. В общем, совсем небольшое вмешательство и о Петрове забудут даже бывшие жены.
– Неужели ты способен на такое?
Гриб промолчал. Видимо, посчитал ответ ниже своего достоинства.
– Я сын своей страны! – настаивал на своем Петров.
– А я – отец моей страны, – не сплоховал Гриб.
В какой-то момент Петрову показалось, что странный гость над ним измывается, даже провоцирует. Вот полезет Петров возражать, а Гриб возьмет и шваркнет его шаровой молнией. Потом доказывай. Квартира не ремонтировалась лет десять, электропроводка запущена.
– Ну, ладно. Ну, сын страны. Ну, ставишь ты серьезные эксперименты, – зашел Гриб с другой стороны. – Если получишь живое вещество из неорганики, я первый тебя поздравлю. Но зачем серьезному парню, занятому происхождением жизни на Земле (естественным путем), Листки? Они унижают разум, сковывают волю. Владея Листками, ты постоянно испытываешь неловкость. Забудь о Листках, и ты здорово продвинешься в своих исследованиях. Обещаю. Ты уже на верном пути. Ты осознал роль глин в сложном образовании живого. Благодаря энергии, высвобождающейся в ходе радиоактивного распада, именно глины становились мощными химическими фабриками, массово производившими некое сырье, необходимое для формирования первых органических молекул.
– Не пересказывай мои идеи, – обиделся Петров.
– Что твое, то твое, – согласился Гриб. – Но никогда нелишне приобрести еще что-нибудь. Ты же бродишь совсем рядом с Открытием, – так и лез он в душу. – Ты, можно сказать, в двух шагах от него. Отдай Листки. Ты ведь из тех, кто может перепрыгнуть пропасть.
Петров расстроился.
Он долго смотрел на портрет Академика.
Может, правда отдать Листки? Или перепрятать их надежнее?
Вдруг мой дневник впрямь содержит нечто такое, что в определенных условиях окажется страшней бесшумной взрывчатки? От себя он не стал скрывать, что втайне его, кажется, прельщает и мысль о сотрудничестве с другими мирами.
В этом месте рассказ Петрова становится совсем невнятным.
На него якобы здорово действовало присутствие черного быка на газоне. Он прекрасно знал, что не пробежит стометровку быстрее быка. Потому якобы и сказал, что надо подумать. «Правильно! – обрадовался Гриб. – Ты думай. Я подожду. У меня есть свободное время. Ну, там пара тысяч лет».
Тогда Петров опять набрал мой номер.
– Подойди к окну, – попросил он меня. – Что ты там видишь?
Я решил, что внизу стоят занудливые приятели Петрова, посланные им за выпивкой, и босиком пошлепал к окну. «Пять утра… Все спят… Ничего там нет… – проклинал я Петрова. – Нет, погоди… Да ничего особенного… Ну, черный бык… Может, сбежал из опытного хозяйства?..»
Петров горестно усмехнулся. Он, видите ли, позвонил мне не просто так. Ему, Петрову, видите ли, именно сегодня пришло в голову, что, скажем, кроме скорости света, заряда и массы электрона, кроме массы атома водорода, кроме общеизвестных постоянных плотности излучения, гравитационной и газовой, кроме там, занудливо перечислил он, постоянных Планка и Больцмана, в Большом космосе могут действовать и еще какие-то физические силы…
– Например, постоянная твоих ночных звонков, – заметил я, переминаясь на холодном полу.
– Я не о том, – огорчился Петров. – Ты должен понять. Ты же писатель. Разве ты никогда не замечал, что даже природе свойствен некий юмор? Вдруг собака подпрыгнет как-то особенно. Вдруг удод смешно встопорщит перья, корявый пень выступит необыкновенно. Или в необычном ракурсе выявится складка горы, смешная до безобразия. А то забавные силуэты над вечерним болотом… Знаешь, – сказал он. – Я готов допустить, что Вселенную пронизывает особое излучение… Ну, скажем, некие волны, не фиксируемые никакой аппаратурой…
– Какие еще волны?
– Ну, не знаю… Приборы их не фиксируют, но мы чувствуем… Скажем, Ю– волны… Как тебе такой термин?.. Может, именно присутствие Ю– волн придает нечто смешное особенностям рельефа или собачьей морде… Может, это реликтовые волны… Может, они возникают в процессе Большого взрыва в самые первые доли секунды рождения Вселенной, а потом придают ей устойчивость?
– Зачем это природе?
– Не знаю.
Петров сжег Листки.
Он сделал это прямо в квартире.
Он сидел на диване, выдирал листы дневника и жег их в большом эмалированном тазу. Гриб возмущался. Он даже пускал шаровые молнии. Но метил не в Петрова. На это у него не было прав. Просто испортил квартиру, так не понравилось ему принятое решение. Но я думаю, что Петров прав. Представьте себе первичную Землю, совсем молодую, буйную, как любая молодость. Дикие хребты, пульсирующие огнем вулканы, моря, вскипающие под раскаленными потоками лавы. Чудовищная тьма, пронизанная зигзагами молний. Тут не до смеха. Тут даже мертвый минерал хохотнет от жути.
А может, это и входит в Великую Программу?
Может, это и является первым толчком? Может, без таких вот реакций жизнь нигде возникнуть не может?
Идея сумасшедшая, но, согласитесь, не лишена изящества.
А то, что черный бык рыл газон копытом, а квартира Петрова обезображена шаровыми молниями, а гимн вселенских мух действительно существует, это я подтверждаю. «Вчера в мой аквариум заплыла маленькая шведская субмарина». Над такими шутками Петров начинает ржать первым.
А в последнее время я все чаще встречаю Петрова в обществе Ирины, бывшей второй жены, женщины, оставившей его как раз по причине его невероятной серьезности. Каждая последующая жена всегда немного хуже предыдущей, утверждает Петров. Что-то изменила в нем та странная ночь. Его теперь тянет исключительно к продуцентам.