Великий магистр революции
Шрифт:
«Степанов указал, — продолжает Чхеидзе, — куда я должен придти, — адреса я теперь не помню. В назначенное время я пришел. Меня ввели в отдельную комнату, где Степанов дал мне анкетный листок с рядом вопросов, на которые я должен был ответить<…>
Когда я написал ответы, в комнату вошел Степанов, взял их и удалился, оставив меня ждать ответа. Я знал, что в это время ответы мои были оглашены в собрании ложи. Через некоторое время вошел Степанов, туго завязал мне глаза и провел куда-то, где меня усадили. Здесь мне был задан вопрос:
— Знаете ли вы, где вы сейчас находитесь? Я ответил:
— На собрании масонской ложи.
В говорившем я тотчас узнал Некрасова — его голос мне был хорошо знаком. Вслед за тем Некрасов задал мне вопросы, повторявшие
— Чего просит брат? Присутствующие хором ответили:
— Брат просит света!
Вслед за тем Степанов снял мне повязку с глаз и поцеловал меня, нового брата. С такими же поцелуями ко мне подошли и все остальные из присутствующих».
После снятия с глаз традиционной повязки романтически настроенное воображение ожидало разочарование: в ложу входило только несколько человек, собиравшихся в обычной одежде на частной квартире; отказавшись от традиционной символики, перчаток и фартуков, русские масоны сохранили только название и обращение между собой на «ты».
К 1912 г. в России всего было 14–15 лож, из них 5 в Петербурге, остальные распределились в Киеве, Москве, Нижнем, Одессе и Минске. К этому времени относится выделение русской организации в самостоятельный «Великий Восток народов России». Всей организацией руководил избираемый Верховный Совет, имевший своего председателя, казначея и секретаря.
По словам историка русского масонства Б. И. Николаевского, «здесь были представлены все левые политические группы от прогрессистов до социал-демократов, тяготевших к большевикам. Формально партийных большевиков Верховный Совет, насколько мне известно, в своем составе не имел (в ложах они, по-видимому, были) <…> Председателем Совета был кадет, член Государственной думы» — имеется в виду Некрасов. Трое членов Верховного Совета (Некрасов, Керенский, Коновалов) стали после революции министрами Временного правительства, еще один (Чхеидзе) — председателем исполкома Совдепа, а товарищем председателя стал тот же Керенский.
«Масонство имело устав, даже печатный, но он был зашифрован в особой книжке «Итальянские угольщики XVIII столетия» (изд. Семенова), — говорит Некрасов[1]. — «Масонство народов России» сразу поставило себе боевую политическую задачу: «Бороться за освобождение родины и за закрепление этого освобождения». Имелось в виду не допустить при революции повторения ошибок 1905 года, когда прогрессивные силы сразу раскололись и царское правительство легко их по частям разбило. За численностью организации не гнались, но подбирали людей морально и политически чистых, а кроме того и больше всего — пользующихся политическим влиянием и властью. По моим подсчетам, ко времени февральской революции масонство имело всего 300–500 членов, но среди них было много влиятельных людей»[2].
Работа масонов имела две разграниченных области: в Думе и вне Думы. В Думе согласование деятельности кадетов и левых выражалось, в основном, в том, что кадеты подписывались под запросами левых. По наказу Государственной думы значимой считалась группа из 30 депутатов: в этом количестве они имели право заявить о признании законопроекта спешным, о запросе, внести предложение о приостановке прений, о передаче дела в комиссию, о поименном голосовании. Поэтому левые, которых в III Думе было 28, а в IV — 24, нуждались всякий раз в поддержке своих братьев-масонов. Лидер кадетов Милюков неоднократно протестовал против подписей кадетов под запросами левых, не подозревая, что обе эти группы связаны между собой силой значительно большей, чем партийные связи. По словам председателя
Один из лидеров меньшевиков в III Думе Гегечкори говорил и о другой стороне работы масонов в Думе: это помощь в подготовке речей. «…После роспуска Государственной думы на 3 дня в связи с Холмским земством социал-демократическая фракция внесла срочный запрос о нарушении Столыпиным основных законов; этот наш шаг вызвал недовольство буржуазной, даже левой печати; кадетские газеты писали, а кадетские политики говорили, что социал-демократы не справятся с задачей, что они должны уступить этот запрос кадетам, у которых имеются лучшие ораторские и политические силы (сами кадеты с внесением запроса запоздали, мы их опередили). Ответственную речь фракция поручила мне, и тогда Некрасов, который вообще в это время сидел рядом с нами и был по существу на нашей стороне, а не на стороне кадетов, посоветовал мне обратиться к М. М. Ковалевскому, обещая, что тот поможет в подготовке выступления. Я обратился, и Ковалевский действительно помог всем, чем только мог: он работал весь день, перевернул всю свою библиотеку, пересмотрел все западноевропейские конституции, всех государствоведов и дал мне такой обильный материал, что речь вышла блестящей, и даже кадеты были вынуждены признать, что социал-демократическая фракция оказалась на высоте задачи. Когда я благодарил Ковалевского за помощь, он мне ответил: «Это ведь мой долг в отношении близкого человека». Меня этот ответ несколько удивил: близким к Ковалевскому я никогда не был, видел его тогда чуть не в первый раз. Это мое недоумение сказалось и в моем рассказе Некрасову о приеме, который мне был сделан Ковалевским. Некрасов ответил в тоне Ковалевского: «Иначе он (то есть Ковалевский) и не мог поступить». Из этого я понял, что М. М. Ковалевский близок к масонской организации».
О работе масонов вне Думы значительно меньше ясных данных. Левые, разумеется, отрицают, что в осуществлении революции главную роль играли «буржуазные» круги; либералы после своего полного поражения предпочитали не вспоминать, что это они навлекли на себя и на всю страну такие неприятности. Однако, зная, кто был масоном, можно предполагать, в каких случаях он действовал с ведома своей организации. По словам Б. И. Николаевского, «масоны создавали сеть замаскированных организаций, которыми руководили, не вскрывая своего собственного существования. <…>
В организацию входили и большевики, через их посредство масоны давали Ленину деньги (в 1914 г.)». Самые известные из таких попыток предпринимал масон и товарищ председателя Думы Коновалов. Коновалов неоднократно собирал у себя в Москве представителей либеральных и социалистических партий; в том числе 3 марта 1914 г. он предложил создать Информационный комитет с той же целью согласования действий всех партий. Комитет был создан на следующий день, в него вошли три прогрессиста и три социалиста, из них один большевик. Этот большевик, И. И. Скворцов-Степанов, сообщил обо всем в Краков Ленину.
«В либеральных кругах, — писал Скворцов-Степанов, — наблюдается любопытное явление. <…> В разговоре со мною один из любопытнейших «экземпляров с темпераментом» так выразил свои минимальные пожелания. В прошлом, говорил он, когда совершалось надорганическое решение, его социальные приятели сделали крупную ошибку. Они <…> отпали и повернулись спиной. Пусть этого не будет во второй раз. <…> Заметьте, это говорит человек, социальный вес и влияние которого измеряется… многими миллионами рублей <…>, а со своими ближайшими приятелями дает, вероятно, за много миллионов рублей. <…> Мне хотелось бы, чтобы Вы почувствовали, какой это огромный интерес: наблюдать процесс новой будораги с самого ее зарождения. <.. > пока можно наблюдать, не компрометируя себя и приятелей — почему не наблюдать?». Письмо было написано явно так, чтобы, если оно попадет в руки полиции, то полиция заснула бы во время его чтения.