Великий магистр
Шрифт:
— Ну, в общем… — начала она, пытаясь сдержать улыбку. Это ей не удалось, и она, улыбаясь во все тридцать два зуба, объявила: — Поздравляю, у вас с Никитой ожидается пополнение семейства!
Ну, не то чтобы я совсем не ожидала… Однако…
Свершилось чудо, и бесплодие Юли само исцелилось? Или это — благодаря вошедшему в её (теперь уже моё) тело жуку?
Как бы то ни было, новое тело для неё начало своё созревание внутри меня. Как я выплачу ей мой долг? Наверно, став ей самой лучшей мамой на свете… Ну, или хотя бы попытавшись ею стать. Вырастить её в любви и научить всему, что мне самой удалось постигнуть — вот
Наверно, это немало.
А кошка забралась на колени к Карине и свернулась там клубком.
— Не пойму, откуда она тут взялась, — сказала Карина озадаченно, гладя её. — Мы нашли её рядом с тобой на кровати. Она никого к тебе не подпускала, шипела. Вот, только сейчас вроде успокоилась. Представляешь, молока не пьёт, а кровь — с удовольствием!
— Хм… Кровь, говоришь? — Я с улыбкой прищурилась, рассматривая кошку. — Какая странная киса! И сдаётся мне, что я её уже где-то видела.
К дверям приближались шаги, и я уже знала, кто это. Он вошёл с выражением беспокойства на лице, но, увидев меня живой и здоровой, сидящей на кровати, засиял. Карина, пересадив кошку с колен на одеяло, встала, многозначительно шевельнув бровями, а Никита занял её место на моей постели. Моя дочь, спрятав улыбку в ладошку, помахала мне рукой и крадучись выскользнула из комнаты.
— Лёлька, — проговорил Никита нежно.
Он стиснул меня ещё крепче, чем я только что стискивала Карину, с поистине медвежьей силой, выжимая из меня весь дух. Будь я человеком, я бы, наверно, не выдержала таких объятий. Кошка, мяукнув, ревниво запросилась к нам третьей.
— А это ещё кто? — засмеялся Никита.
— Это новый член нашей семьи, — ответила я, беря кошку на руки. — Точнее, старый… Не знаю, как сказать. Она — хранительница.
— Чья?
— Наша. И нашей дочки.
— Откуда ты знаешь, что будет дочка?
— Знаю.
Мы с кошкой очень уютно устроились в объятиях Никиты, а он, перебирая пряди моих волос, сказал:
— Знаешь, я вот что думаю… А не отправиться ли Великому Магистру в декрет? Положение обязывает беречься.
— Ага, как бы не так! — хмыкнула я. — Дел просто куча… Там ещё пахать и пахать, чтобы появилась твёрдая гарантия, что всё будет нормально.
Никита нахмурился.
— Так! Это что значит? Дела для тебя важнее ребёнка? Пашет пусть Оскар и остальные, а ты будешь руководить. Изредка. Тебе нельзя перенапрягаться, пойми ты!
— Послушай, я же не больна, в конце концов, — сказала я. И добавила, сдаваясь под его грозным взглядом: — Ладно, посмотрим по самочувствию. Постараюсь не перенапрягаться. Но полного устранения от дел от меня не жди!
— Ох, всё-то тебе надо делать самой, — вздохнул Никита. — У тебя есть толковые подчинённые, вот пусть они и крутятся.
— Не подчинённые, а собратья и друзья, — поправила я.
— Ну, да. Тем более, друзья не позволят тебе выматываться в таком положении.
— Ладно. — Я уткнулась ему в плечо, перебирая пальцами шерсть у кошки между ушами. — Посмотрим.
— Тут и смотреть нечего, — заключил Никита, целуя меня в лоб.
Кошка урчала у меня на груди, потрескивал огонь в камине, меня обнимали руки Никиты. Ну что ж, Аврора… Хотела ты красиво уйти в бессмертие, да видно, придётся с этим погодить: есть ещё кое-какие земные дела.
А бессмертие? Оно моё в любом случае.
Наше.
И может, это нам удастся.
вместо эпилога: Кошка, качающая колыбель
Это история героини "Багровой Зари" Эйне, с её собственной точки зрения. Она рассказывает о себе и проливает свет на то, что осталось "за кулисами" обеих книг дилогии — быть может, кое-что из этого окажется неожиданным и осветит уже известные читателю события с несколько иной стороны. Какого цвета на самом деле были крылья Эйне и почему она стала такой, какой она предстала перед Лёлей в начале первой книги? Была ли у неё особая миссия и в чём она состояла? Кто и зачем на самом деле убил отца Лёли-Авроры? Кто пытался помешать ей стать главой Ордена ещё ДО событий, описанных в "Великом Магистре"? Вот примерно таков круг вопросов, на которые Эйне даёт ответ в своём рассказе.
Часть 1
«Спи, малышка, баю-бай,
Поскорее засыпай…»
Вы, кажется, спросили, кто я?
Я кошка: четыре лапы, пятый — хвост. Чернее чёрного квадрата, только на правом ухе седая шерсть, глаза жёлтые, а на грудке есть маленькая проплешина, почти не заметная… Ну, вот и всё, что касается моей внешности. Будет с вас. Клыками своими пугать вас не хочу, а уж тем фактом, что питаюсь я только кровью, — тем более.
Но вы уже, скорее всего, поняли, что я не очень-то кошка*.
И вы правы. Я не всегда была ею.
* «— Я, — подтвердил польщенный кот и добавил: — Приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта.
— Мне кажется почему-то, что вы не очень-то кот, — нерешительно ответил мастер, — меня все равно в больнице хватятся, — робко добавил он Воланду». (М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»).
Забраться на дерево было пустячным делом, хотя я и предпочитала обувь на высоком каблуке. Но когда у тебя есть крылья, да к тому же в прыжках с тобой не потягается ни один чемпион (с шестом или в длину — не имеет значения), обувь как-то отходит на второй план. Движение — жизнь, с этим я согласна. И вся моя жизнь проходила в нём: день ртутью перетекал в ночь, ночь перекатывалась в день — под свист ветра в ушах и шелест дождя в листве. Ветка клёна — не Эверест, а потому эта высота покорилась мне с одного прыжка.
Стоп, скажете вы. Откуда у кошки крылья? Да ведь я, кажется, обмолвилась, что не всегда была кошкой… Было время, когда я ходила на двух ногах, а чаще летала на двух крыльях, и имелась у меня пара рук о пяти пальцах каждая, а хвоста не было и в помине. Единственное исключение — клыки, которые торчали у меня во рту и в ту пору. Вы спросите: что ж я за существо такое? Как вам сказать… Вы называете нас вампирами, а мы себя — хищниками.
Из всех окон дома я выбрала именно это — не знаю, почему. Я многого не понимаю, просто так происходит, и всё. Дар это или проклятье? Наверно, то и другое. Как нарочно, окно было открыто, и моего нюха достиг тёплый дразнящий аромат беззащитности. Мой взгляд вошёл в сердце её тени, как в мягкое масло, и было в этом проникновении что-то чувственное, сладострастное, сродни плотскому соитию. Оно пронзило меня раскалённым клинком снизу вверх до самого горла…