Великий магистр
Шрифт:
18.17. Долг
Сияющая дева в плаще из струящихся волос шагала впереди, раздвигая руками склонённые ветки с длинными гирляндами цветов, а мы с кошкой следовали за ней. Я узнавала этот остров: здесь мы с Юлей когда-то отдыхали, бывала я здесь и с Кариной, переживавшей гибель Гриши, и мы строили на пляже замки из песка. Этот островок всегда был как кусочек иной реальности, где даже время текло по-другому — моё любимое место на земле.
Леледа неслышно скользила впереди, и текучие
Наконец ветки расступились в последний раз, открыв вид на пустынный пляж. Там, почти у самой кромки прибоя, сидела на песке одинокая босоногая фигура…
Подобрав подол одежды, Леледа уселась на песок, вся укутанная своими сказочными волосами. Наверно, это о таких, как она, написаны слова: «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит». Её лёгкая, лебединой белизны рука легла на песок, приглашая меня сесть рядом, и я повиновалась. Кошка тоже уселась и принялась умываться лапой, изредка поглядывая на босоногую фигуру, которая, обхватив одной рукой колени, другой что-то чертила на песке.
Это была Юля. Её лицо, спокойное и самосозерцательное, как при глубокой медитации, не отражало никаких страстей, а глаза… Они словно не принадлежали ей. При взгляде в них что-то сжималось внутри: в их глубине проступала обнажённая, смиренная, очищенная от суеты душа. Они были как осеннее озеро в пасмурный, но безветренный день.
«У тебя долг перед ней», — сказала Леледа.
Я посмотрела на неё вопросительно, и в уголках её светлых перламутровых глаз проступила улыбка. Всё-таки, она была нездешним существом — не человеком и не хищником. Из чего её ресницы? Из серебра? Платины? Или они были покрыты мерцающей пыльцой какого-то неземного цветка?
«Благодаря ей ты смогла выполнить то, что тебе предназначено было выполнить, — ответила она. — И её участие в твоих свершениях очень существенно».
«Её как будто бы не спрашивали, хочет ли она в них участвовать», — заметила я.
«О нет, её спросили, — возразила Леледа. — И она дала согласие. Вот её собственные слова».
Она устремила взгляд на Юлю, и та повернула в нашу сторону лицо, посмотрев на нас глазами-озёрами. До моего слуха докатился, как волна прибоя, её голос:
«Да, я готова. Если я могу этим помочь, пусть будет так. Высшая ценность — жизнь, и Аврора достойна её более, чем кто-либо другой. Больше, чем я».
Умолкнув, она снова погрузилась в созерцание, чертя пальцем на песке линии. Леледа проговорила:
«Этой ценности достоин каждый. Счастье — в бытии, в небытии же счастья нет».
«Так пусть она его получит, — сказала я. — Я готова освободить её тело».
«К сожалению, её нынешняя жизнь зашла в тупик, — промолвила Леледа. — Ты помнишь её последние дни: она отрешилась от всего, придавленная грузом своих дел. Но этот поступок перевесил все остальные. Она заслужила шанс получить счастье. Ты можешь выплатить свой долг, если поможешь ей его обрести. Это — дело, которое ты ещё не завершила, и ради которого тебе стоит остаться на земле».
С этими словами Леледа поднялась, с чуть заметной улыбкой окинула меня своим непостижимым перламутровым взглядом и заскользила по песку вдоль кромки прибоя. Отдалившись, она остановилась и обернулась, и за её спиной проступили две пары белых крыльев.
Кошка с урчанием ткнулась носом мне в плечо, и я от всего сердца обняла её.
«Спасибо тебе, мой раненый хранитель… Благодарю тебя за всё».
Я гладила и ворошила её мягкую шерсть, чувствуя, как меня одолевает дремота. Положив голову на шею кошке, я закрыла глаза.
18.18. Может, это нам удастся
За окном спальни холодно сияла зимняя утренняя заря, потрескивали дрова в камине, наполняя комнату ароматом сосновой смолы. Рядом со мной на одеяле дремала чёрная кошка с пятнышком серебристой шерсти на правом ухе — копия моей хранительницы, только обычных кошачьих размеров. Стоило мне пошевелиться, как её жёлтые глаза открылись и уставились в мои. Грациозно потянувшись, она зевнула, продемонстрировав во всей красе пасть с внушительной длины клыками. Я протянула руку и нежно почесала ей за ушком.
— Ах ты, киса… Откуда ты тут?
Кошка спрятала клыки и зажмурилась, потёрлась мордочкой о мою руку и подобралась поближе, ко мне под бок. Уютно устроившись там, она снова смежила глаза.
В комнату осторожно заглянула Карина. Увидев меня в полном сознании, она нерешительно остановилась у порога.
— Мама? — спросила она.
— А у тебя есть сомнения, куколка? — усмехнулась я.
Она засияла улыбкой, и через секунду её щека прильнула к моей, а мою шею обвило кольцо её рук. Хоть она и стала хищницей, но действие её объятий на меня не изменилось: сердце снова сладко провалилось куда-то, а воля размягчилась, как пластилин — лепи что хочешь.
— Господи, мама, как же ты всех напугала!
Я приподняла бровь.
— Так… И что же я такого ужасного сделала?
— Ты потеряла сознание… А после тех слов… про временное возвращение… — Карина запнулась. — Я подумала, что ты… уходишь от нас.
— Нет, видимо, мой уход откладывается, — сказала я.
— Ещё бы он не откладывался! — засмеялась Карина. — Ведь у тебя осталось ещё одно очень важное дело!
Я вздрогнула: это прозвучало отголоском слов Леледы…
— И что же это за дело, по-твоему? — спросила я.
— А ты не знаешь? — прищурилась она. — И совсем не догадываешься?
— Говори, а то укушу, — прошипела я, до боли стискивая её.
— Ох… Мам, я же теперь хищник, какой смысл меня кусать?
Я стиснула её так, что она запищала. Чмокнув её в носик, я потребовала:
— Говори!
— Сначала отпусти, — пропищала она. — Ты же меня раздавишь…
— Ладно. — Я разжала хватку.