Великий Могол
Шрифт:
– Что еще было в записке? Почему ты решил, что мне это будет интересно?
Лицо Джаведа изобразило жадность.
– Брат пишет, что в городе паника и страх, что горожане устали от осады и хотят сбежать оттуда. Он верит, что люди даже могут восстать против гарнизона и открыть тебе ворота.
– Покажи мне записку.
Джавед наклонился и, достав из сапога многократно сложенный листок бумаги, протянул его Хумаюну. Развернув записку, падишах с трудом разобрал нечеткие строчки на тюркском. Записка подтвердила все, что сказал Джавед.
Болезнь
Поговаривают о том, чтобы вырезать весь гарнизон, пока у нас есть силы, и открыть ворота. Но, похоже, этого не понадобится. Воины тоже мрут. Они тоже понимают, что, пока не будет снята осада или Аллах не проявит милость, умрет еще больше людей. Но Всевышний отвернулся от нас. Что сделали мы, чтобы разгневать его? Брат, надеюсь, эта записка дойдет до тебя, потому что мы можем больше никогда не увидеться.
Как только до Хумаюна дошел смысл этих слов, сердце у него забилось сильнее. Возможно, это тот шанс, о котором он мечтал. Но можно ли доверять Джаведу? Возможно, это ловушка Камрана. Сдержанным холодным тоном падишах произнес:
– Похоже, тебя больше беспокоит личная выгода, чем безопасность брата. Но если эта информация правдива, ты будешь вознагражден. Если же солгал, будешь убит. – Хумаюн обратился к своим воинам: – Держите его под строгим присмотром.
Когда Джаведа увели, он снова пришпорил коня и, направившись к командному шатру, позволил себе улыбнуться. Если то, что содержится в записке, действительно правда, Кабул скоро будет его. Главное – правильно воспользоваться этими сведениями…
– Повелитель, жители Кабула прислали парламентеров. Полчаса тому назад ворота открылись, и повозка, запряженная волами, с каким-то стариком в ней, направилась в нашу сторону. Он размахивает какой-то тряпкой, показывая, что хочет переговорить с нами.
Ну, вот, прошло всего три дня. Сразу после получения донесения от Джаведа Хумаюн усилил плотное кольцо осады. Он также выдвинул некоторые пушки и, скрыв их за баррикадами, приказал пушкарям стрелять по стенам города, чтобы еще больше деморализовать его жителей и гарнизон. Если не считать нескольких вялых выстрелов в первый день, орудия на крепостных стенах молчали, а защитники городских стен не показывались.
– Приведите гонца ко мне.
Ожидая у шатра, Хумаюн наслаждался теплым утренним весенним солнцем, пригревавшим его лицо. Было очень приятно. Не менее приятно было предвкушение победы, такой близкой, что осталось лишь протянуть руку и дотронуться до нее. Нельзя ослаблять хватки.
Гонец был действительно стар – такой древний, что не мог передвигаться без длинного отполированного костыля. Подойдя к Хумаюну, он попытался низко поклониться, но не смог.
– Прости меня, повелитель, это не от неуважения,
– Принесите стул. – Хумаюн дождался, пока старик с трудом усядется. – Каково твое послание?
– В городе нашем многие умерли. Причина нам неизвестна. Возможно, вода стала ядовитой после того, как воины пытались отравить колодцы и источники за городом. Но особенно страдают молодые. Многие матери Кабула погружены в траур. Мы все устали от войны, даже гарнизон, от имени которого я тоже говорю. Мы хотим конца осады, чтобы те, кто сможет, покинули город.
– Я приму только полную капитуляцию.
– Именно это я и сказал, повелитель. Да разве ты меня не помнишь?..
Хумаюн присмотрелся к его старому лицу, сморщенному, словно высушенная на солнце курага. Что-то в нем показалось ему знакомым…
– Я Юсуф, самый старший племянник Вали Гула, который некогда был казначеем твоего дворца. Я помню тебя и твоего брата Камрана еще мальчиками. Печально, что между вами теперь все вот так… Печально также, что простые люди вынуждены страдать из-за амбиций царевичей. Я всегда знал, что ты самый любимый сын Бабура, законный правитель Кабула. Но люди переменчивы и в наши дни, похоже, больше заботятся о выгоде, чем о благородстве. Когда они думали, что Камран победит тебя, они поддержали его.
– Именно поэтому горожане должны сдаться безоговорочно. Возвращайся и скажи им, что, если каждый мужчина, включая воинов гарнизона и простых жителей, сложит оружие, я сохраню им жизнь. Хочу, чтобы все оружие, мушкеты, пушки, мечи и луки были сложены перед воротами. Вы сможете уйти только после того, как болезнь прекратится. Я не стану рисковать своими людьми, но пошлю в город хакимов и дам свежую воду и пищу… Каков будет их ответ?
Карие глаза Юсуфа наполнились слезами.
– Они благословят тебя за твое милосердие, повелитель.
Старик с трудом встал, опираясь на клюку, направился к повозке и взобрался на нее. Вскоре она покатилась к городу, и перед ней распахнулись ворота. Откроются ли они так же легко в ответ на его требования, подумал Хумаюн, возвращаясь к своему шатру и чувствуя себя слишком утомленным, чтобы согласиться на приглашение Джаухара к обеду. Прошел час, потом другой. Затем за стенами города поднялся шум, поначалу слабый, но вскоре усиливающийся… ликующие голоса. Это означало только то, что горожане решили сдаться.
Спустя минуту ворота широко распахнулись, и появились несколько повозок, запряженных быками. Дойдя до середины нейтральной полосы между городом и осаждающим войском, повозки остановились, и возницы вместе с другими пассажирами стали сгружать их содержимое, сваливая в огромные кучи луки и поблескивающие на солнце мушкеты.
Хумаюн улыбнулся. Он правильно изложил условия сдачи. Город принадлежал ему, но цель была достигнута лишь наполовину. Войско Камрана все еще занимало крепость. Падишах знал, что если его брат все еще с ними, то будет следить за сдачей города. Как он поведет себя теперь?