Великий Мусорщик
Шрифт:
– Найдутся… – равнодушно кивнула Гуна и, повернувшись к нему спиной, стала подниматься по лестнице к себе в комнату.
Гельбиш в ярости хлопнул дверью и выскочил на улицу. Он шел так быстро, что Парваз еле поспевал за ним.
– Никто ничего не должен знать! – бросил он на ходу Парвазу.
– Да, господин Министр Порядка! – испуганно кивнул ему в спину телохранитель.
Войдя в кабинет, Гельбиш бросился в кресло и некоторое время сидел неподвижно, вцепившись в край стола, будто готовясь к прыжку. Объявить об исчезновении Диктатора невозможно. Но как его искать, если не объяснить,
– Обожди в приемной, – приказал он.
Парваз вышел. Гельбиш, прищурясь, поглядел ему вслед и снял трубку. Ответил Маркут.
– Пошли двух сакваларов в приемную Диктатора. Пусть возьмут Парваза и изолируют его. Быстро! – Он повесил трубку.
Теперь об исчезновении Диктатора знает только он один. Он нажал кнопку селектора. Ответил все тот же Раис. Гельбиш приказал ему немедленно явиться.
Командир седьмого карга, рослый широкоплечий детина с маленькой не по росту головой, тупо уставился на Министра Порядка.
– Обыскать всю территорию резиденции, обыскать тщательно, сантиметр за сантиметром! – приказал Гельбиш.
– Но что нам искать, господин Министр? – спросил Раис.
– Это не ваше дело. Вы должны обыскать всю территорию и сообщить обо всем, что обнаружите! Ясно?
– Ясно, господин Министр! Будет исполнено, господин Министр! – молодцевато отбарабанил Раис, решив, что дальнейшие вопросы могут для него плохо кончиться. Он только что видел, как два саквалара уводили куда-то самого Парваза.
– Идите!
Когда Раис покинул кабинет, Гельбиш заставил себя десять минут позаниматься на снарядах. Голова стала свежей, и он с благодарностью подумал о мудрости Кандара, научившего такому превосходному методу восстановления работоспособности. Но мысль об Учителе сразу же уничтожила все плоды, достигнутые упражнениями, он опять почувствовал мучительную тяжесть в голове. Надо что-то решать…
Он снова позвонил по селектору.
– Внешняя охрана слушает, господин Министр!
– Кто покидал резиденцию после трех часов ночи? – Гельбиш назвал тот час, когда он в последний раз видел тень Кандара на занавеске его кабинета.
– В шесть часов выехала госпожа Гуна отвозить белье в стирку, – ответил охранник.
– Кто осматривал машину?
– Машину госпожи Гуны не приказано осматривать.
Гельбиш выключил селектор. Машину не осматривали… Не на этой ли машине вывезен Кандар? Но неужели Лей Кандар по собственной воле забрался в машину с грязным бельем? Не может быть. Значит, его увезли насильно. Усыпили и увезли. Значит, старуха заодно с похитителями…
И вдруг Гельбиш вспомнил вчерашний приказ Кандара – прекратить поиски. Значит, Диктатор знал что-то… Быть может, местонахождение Марии. И уже тогда, ночью, решил покинуть резиденцию тайно, не поставив его в известность, чтобы увидеться с дочерью, которую, разумеется, никто не похищал, просто сама сбежала – не захотела выходить за Мэта. Ну, тут она, конечно, права, не велико удовольствие спать с этим красавчиком, скользким, как ящерица. Гельбиш, несмотря на свою озабоченность, не мог не подумать с удовольствием о конфузе, который постиг этого выскочку.
Гельбиш прошелся по кабинету. Все как будто выстраивалось с четкой логической последовательностью: появление чужеземца в купальне, его свидание с Марией у нее дома, исчезновение Йорга, брата Вилы, бегство Марии, инсценировка свадьбы, необходимая для того, чтобы оттянуть время, и наконец – попытка выманить Кандара, одного, без охраны, с тем чтобы… Вот! Вот где зарыта собака! Не Мария им нужна, а Диктатор! Здесь пахнет заговором! Надо действовать. Прежде всего найти Диктатора. Там, где Диктатор, там и остальные.
Он снова вызвал Маркута.
– Немедленно объявить боевую тревогу! – распорядился он. – Необходимо найти человека, похожего на Диктатора! Он будет утверждать, что он и есть Диктатор. Не обращать внимания! Как только он будет найден – доставить ко мне!
– А как же Мария? – спросил Маркут.
– О ней пока забудьте! Сейчас важнее всего найти двойника Диктатора.
Маркут вскинул руку к козырьку и вышел. Гельбиш был доволен собой. Кандара ищут, хотя никто не знает, что Кандар исчез.
Глава шестнадцатая
Диктатора не покидало странное чувство, будто кто-то другой трясется в полуразбитом автобусе по дороге на Гарзан, а он только наблюдает за ним со стороны. Ему не верилось, что он все-таки поддался на уговоры своей эксцентричной тетки и пустился в неподобающую ему авантюру.
Тем не менее он сидел на жесткой деревянной скамейке в стареньком, пропахшем бензином “лейланде”, выкрашенном в ярко-синий цвет, с непременным “Менс сана ин корпоре сано” красными буквами вдоль кузова, и со скоростью двадцать километров в час ехал к пресловутой 149-й отметке.
Решение воспользоваться советом Гуны пришло неожиданно. Он уже твердо решил, что не пойдет на это, но в какой-то момент, взглянув на часы и увидев, что до отъезда Гуны остается минут десять, почти бегом кинулся к дому Марии. Сказалась бессонная ночь с безуспешными поисками лучшего варианта. Лучшего не было.
Пока Гуна отвлекала водителя разговорами, Диктатор, как нашкодивший мальчишка, трясясь от страха, что водитель может его увидеть, забрался в кузов и зарылся в белье, с трудом сдерживая подступавшую тошноту, вдыхая запах лежалых простыней, еле уловимый аромат духов дочери и каких-то трав и кореньев, которые Гуна держала в шкафу, наверно, от моли.
У Жужи он так же незаметно выбрался из машины и по настоянию Гуны переоделся в костюм прачкиного мужа, хранивший запах чужого пота.
Он никак не мог избавиться от брезгливого чувства и нестерпимого зуда во всем теле. Чесались то бедро, то спина, то зад. Он понимал, что это явление чисто нервное, но, не в силах удержаться, то и дело терся спиной и боком о жесткую спинку сиденья.
Автобус, трясясь и дергаясь, тащился по неширокому разбитому шоссе. Кандар глядел на проплывавшие мимо Тургусские холмы. Когда-то знаменитый тургусский виноград высоко ценился как в самой Лакуне, так и за ее пределами. Но выращивание винограда вскоре после Революции 19 Января было запрещено в целях прекращения производства вин, и теперь холмы, поросшие сорняками, с торчащими кое-где кустиками одичавшего винограда, несли на себе тоску полного запустения.