Великий Сатанг
Шрифт:
Кадры убыстрились, словно щадя нервы зрителей: смазанно мелькнули остроконечные лезвия, поочередно падающие на сизо-красный кусок вопящего мяса, распростертый посреди золоченого помоста, пылающие джунгли, черные пятна дотла выжженных деревень на фоне белоснежных горных вершин.
– А сейчас вы видите имперскую каторгу. Те из повстанцев, которым удалось избежать бессудных расправ и смертной казни, не выдерживают здесь и двух лет. Кроме того, во владениях Семнадцати Семейств имеются собственные зоны изоляции, находящиеся вне контроля центральных властей. О том, что происходит там, мировая общественность может только догадываться…
Сотни почти нагих скелетоподобных людей, утопая по колено в буро-лиловой жиже, движутся
– Эти кадры чудом оказались в нашем распоряжении; так расправлялись с пленными после подавления восстания сторонников законного престолонаследника и разгрома первых, тогда еще разрозненных отрядов «Борцов Свободного Дархая». Но зверства имперской администрации и наемников Семнадцати Семейств не смогли заставить народ опустить руки, они лишь укрепили волю к борьбе.
На полу тесной лесной хижинки, окруженный внимательными, не по годам хмурыми подростками, сидит почти совсем седой, хотя и не старый дархаец в пятнистом комбинезоне. Он говорит что-то, негромко, но убежденно; жесты его скупы и выверены, лицо спокойно, только в миндалевидных глазах — боль и ярость. И мальчишки, сжимающие самострелы, смотрят на него с обожанием…
– Юх Джугай, равнинный лунг; человек, который смог сделаться самым любимым и родным для каждого простого дархайца. Из семьи старьевщика. Рано осиротев, работал поденщиком, чистильщиком обуви; некоторое время служил водоносом при посольстве Единого Галактического Союза в Дархайской империи. Философ-самоучка. Основные труды: «Устав Борцов Свободы», «Доктрина дестабилизации», «Раздумья о невозможном», «Война и джунгли», «Великий путь квэхва». За создание подпольного кружка и агитацию против правящей клики шесть лет провел в тюрьме особо строгого режима. Возглавив восстание узников, сумел вырваться на свободу. Девять лет назад добился объединения стихийно возникавших повстанческих отрядов в Армию Свободы…
Оборванные тощие мальчишки, горяча босыми пятками горбатых коней, мерно трусят по улицам хмурого обугленного города, и слегка изогнутые сабли мерно вздрагивают в такт мелкой рыси. А вслед за конными, шеренга за шеренгой, отряд за отрядом — пехота. Все, как один, — юные, мало кому больше двадцати, разве что командирам, с завидной слаженностью печатают шаг, разбрызгивая капли мокрой пыли. Самострелов почти не видно, за плечами топорщатся винтовки, у многих на груди — автоматы. Впереди — совсем мальчишка; вышагивает гордо, выпятив грудь и высоко вздымая тонкое древко с изображением острогрудой, раскинувшей широкие крылья птицы.
– Пять лет назад Борцы Свободы, сломив сопротивление императорских войск, вошли в Пао-Тун, официальную столицу Дархайской империи. Впервые в истории перед народом Дархая открылась дорога к сияющим высотам равенства, братства и подлинного прогресса…
За спиной Джеймса Патрика О’Хара кто-то поперхнулся и выругался сквозь зубы — на незнакомом языке, но с отчетливо ясными интонациями. И сам Джимми тоже с трудом проглотил подступивший к горлу комок.
На экране ликовали. Безыскусно и неприкрыто. Положив руки на плечи друг дружке, худые, преждевременно состарившиеся люди кружатся в хороводе вокруг бутылкообразного широкостволого дерева, хищно распластавшего над землей крючковатые ветви. Сперва медленно, потом быстрее, еще быстрее, и вот ритм пляски становится пронзительно быстрым. Мелькают лица, искаженные, оскаленные, безглазые. Люди кричат — нечленораздельно и радостно, это ясно, хотя кадры и не озвучены: снимал явно непрофессионал, в неудачном ракурсе, да и пленка посечена шрамами, царапинами; люди подпрыгивают, не разрывая круга, словно
– То, что вам показано сейчас, — документ уникальный: изверги тщательно скрывают правду о творящемся на занятых ими территориях. Подобные празднества устраивают крестьяне в захваченных террористами деревнях, именуя их «днем возмездия вековечным угнетателям». Такие расправы считаются стихийными, но происходят, как это неопровержимо доказано, с молчаливого одобрения руководства так называемых Борцов Свободного Дархая…
Резким наплывом: стоящая неподалеку от кошмарного хоровода группа бесстрастных парней в пятнистых форменках.
– На основании этих хроникальных кадров мировое сообщество неоднократно заявляло решительный протест. Однако относится это только к поселениям долинного Дархая. О происходящем в горных районах достоверных данных не имеется…
В механическом голосе комментатора внезапно прорезались человеческие нотки, словно даже спокойная машина не сумела выдержать положенной ей равнодушной отстраненности.
– Следует подчеркнуть, что, помимо увиденных вами судилищ, на территориях, прочно контролируемых инсургентами, действуют и официальные трибуналы, так называемые Семерки Великой Справедливости…
Лужайка. Длинный стол. Аккуратно уложенные в отдалении тела, прикрытые потемневшей парусиной. Несколько полупризраков со скрученными за спиной руками на почтительном расстоянии. Перед серьезными нахмуренными мальчишками стоят на коленях жестко спутанные ржавой проволокой белобородый старик, молоденькая коротковолосая женщина в разорванном от подола до промежности платьишке и трое детей, два мальчика и девочка лет семи, совсем голенькая, покрытая синяками и укусами.
– Эти пятеро не принадлежат к Оранжевым Дархая. Их вина, доказанная бесспорно, заключается лишь в том, что кормилец семьи насильно мобилизован в армию императора. Следует отметить, что данное обстоятельство является отягчающим вину фактором…
Подросток тринадцати — не более — лет от роду горячо декламирует что-то, обращаясь то к коллегам-ровесникам, восседающим за судейским столом, то к обвиняемым. Он вздымает к небесам палец с обгрызенным ногтем, прижимает ладонь к сердцу, картинно закатывает глаза. Судя по всему, он дебютирует в роли прокурора, и роль эта ему, совершенно очевидно, весьма по нраву. Судейские одобрительно покачивают головами, кивают в нужных местах, и в глазах женщины, крепко держащейся за детские ладошки, стынет смертная, невыносимая тоска…
Джимми, не сдержавшись, плотно прикрыл глаза. У всего есть предел, и не было больше сил смотреть. Нет! Такое невозможно за два года до начала двадцать третьего века. А если возможно, то все равно: хватит! Хваааатит!!!
Но заставить замолчать информатора капитан О’Хара не имел полномочий.
– Таким образом, согласно разделу «О народном гуманизме» части третьей «временного Устава Свободы», — беспощадно ввинчивался в мозг размеренный механический голос, — семья полосатого в исключительных случаях может избежать высшей меры наказания и получить помилование, однако должна публично проклясть «предателя», отречься от него и искупить скверну родства примерным трудом. Так, например, мальчики, которых вы видите, будут отданы в «Школу Юных Борцов», где подвергнутся усиленной психической обработке. Они больше никогда не увидят ни матери, ни сестры. Женщины будут помещены на пять лет с возможным продлением срока в специальный Дом возмужания при краткосрочных курсах десятников великой Армии Свободы…