Великий Сталин
Шрифт:
Приходилось Сталину задумываться и о вещах, ещё менее приятных, чем замена слабых руководителей… Так, в 1949 году встал вопрос о восстановлении отменённой 26 мая 1947 года смертной казни. В 1950 году она была восстановлена для «шпионов, изменников и диверсантов», и это было необходимостью – США все чаще забрасывали на территорию СССР именно диверсантов и все активнее разворачивали разведку против нас, пользуясь, в том числе, кадрами германских спецслужб – абвера и СД, а также резервами из «перемещённых лиц». Да и внутренние причины для ужесточения высшей меры
В связи с последним замечу: Советский Союз времён позднего Сталина (не говоря уже о СССР конца 30-х годов) «продвинутые» «историки» подают как чуть ли не сплошной ГУЛАГ. В опровержение этого можно привести немало личных воспоминаний всё ещё живущих современников той эпохи. Скажем, мой отец в ответ на вопрос: «Вы что, чувствовали себя рабами?» лишь рассмеялся. К слову, как раз в 1949 году, в двадцать пять лет, он, молодой дежурный по горке станции Нижнеднепровск-Узел, вступил в ряды ВКП(б).
Можно в опровержение лжи о «гулаговском» образе жизни в послевоенном СССР привести и документы – сегодня в принципе доступные. Однако я познакомлю читателя всего лишь с одной дневниковой записью писателя Михаила Пришвина. Это был чисто личный дневник, в нём практически нет записей о политике, событиях в обществе и т. п. К тому же Пришвин не был очень уж взыскан тогда официальным вниманием и лаской. И это обстоятельство – если верить «историкам»-«демократам» – само по себе могло обеспечить ему внимание со стороны «органов». Так вот, 17 июля 1952 года Пришвин записал:
«Вчера поднимался молодой человек в гору с вёдрами, увидел меня, поставил вёдра на землю и подошёл.
– Здравствуйте, Михаил Михайлович, я читал вашу книгу «Наша страна».
– Ну и что?
– Оказалось, вы и в Сибири были.
После того вышла заминка.
– А вы что делаете? – спросил я читателя.
– Я старший инспектор МВД.
– МВД, – сказал я, – это московская… А как дальше?
– Что вы! – отвечает. – Какое московская, это на всю страну: Министерство внутренних дел.
Так мы и встретились, и разошлись с моим читателем…»
Вот так «полицейская» держава, в которой образованный, развитой и несколько даже опальный (в те годы) гражданин не знаком с аббревиатурой, за которой скрывается главное «полицейское» ведомство!
Нет, по мере того как страна освобождалась от тяжести развалин, она дышала всё более полной грудью, потому что становилась год от года богаче, образованней, мощнее, а значит – и свободнее.
Сам же Сталин старел и слабел…
В 1945 году в ответ на предложение поставить в берлинском Трептов-Парке его исполинскую статую он отверг идею в весьма иронической манере. И кончилось тем, что в Берлине на пьедестал Победы встал советский солдат-освободитель со спасённой им немецкой девочкой на руках и с мечом в правой руке. Причём скульптор Вучетич вспоминал, что на макете памятника у солдата в руке был автомат, но именно Сталин предложил заменить его на меч, в очередной раз выказав точный художественный вкус и политическую мудрость.
К началу 50-х годов он уже
Впрочем, вряд ли это можно было расценивать как признак личностного одряхления Сталина. Он до конца оставался Сталиным и к бронзе был, как я понимаю, достаточно равнодушен. Однако Волго-Дон, начинающийся в городе, не просто носящем его имя, но ставшем символом непобеждаемого народа, должен был стать одним из символов эпохи.
А это была эпоха – как ни крути – Сталина! Это была эпоха и Ленина, и воздать должное Ленину были обязаны и страна, им начатая, и сам Сталин – как единственный выдающийся ученик Ленина. Но ведь это и делалось на том же Волго-Доне – на одном берегу в его устье должен был встать огромный бронзовый Ленин.
Однако страна была обязана воздать должное и самому Сталину. Ленин на одном берегу входа в Волго-Дон – это логично. Но даже для архитектурной симметрии (не говоря уже о «симметрии» исторической) на другом берегу должен был встать Сталин.
Это понимали все, понимал и Сталин.
К тому же ему уже пошёл восьмой десяток – возраст немалый в любом столетии человеческой истории. Бронзовый Сталин на входе в Волго-Дон мог уже в ближайшие годы стать посмертным памятником.
Нет, я не усматриваю в согласии Сталина на собственные монументы чего-то малодостойного. Он ведь оставлял согражданам страну, которую «от Москвы до самых до окраин» покрывали строительные леса. Зрелая сталинская эпоха была воистину эпохой великих строек!
И этого Сталину тоже не могли простить многие.
Глава шестая
1950–1951 годЫ. Восстановление нового и наступление старого
Сразу же после окончания войны перед народами СССР встала задача, какой нигде и никогда ни перед одним народом не вставало.
С одной стороны, надо было восстановить беспрецедентно разрушенную страну и её экономику, и восстановить в кратчайшие сроки.
С другой стороны, надо было одновременно в кратчайшие же сроки обеспечить стране защиту от американского атомного оружия, создав своё такое оружие, а также и средства его доставки на территорию США.
А кроме восстановления разрушенного надо было создавать новое – и в материальной сфере, и в духовной. И всё это – в стране, где чуть ли не у каждого был повод опустить руки: у кого – от вида развалин, у кого – от невозвратимых утрат.
Впрочем, у страны уже был накоплен огромный опыт той работы сообща, без которой не было возможности восстанавливать и строить новое. И работы на всех «фронтах» сразу.
С августа 1945 года пошла всерьёз атомная проблема, к руководству которой Сталин подключил Берию. Начало советских ядерных оружейных усилий относилось ещё к концу 1941 года, но теперь всё убыстрялось. Широко разворачивались и работы по баллистическим ракетам, по реактивной авиации.