Великолепие
Шрифт:
— Здравствуйте, Браун. Весьма приятно, что вы так расположились ко мне за время моего отсутствия.
Джордж удалился на кухню.
Они остались одни. Николас не отводил глаз от Кэролайн. Вытерев о фартук вспотевшие ладони, она положила метелку и через силу улыбнулась.
— Я слышала, что ты в Лондоне, Николас. Это так неожиданно.
— Разве можно считать неожиданностью мое появление в Лондоне… и в твоей жизни? — Он подошел ближе.
Кэролайн задыхалась от волнения. Она бы бросилась к нему, забыв обо всем, но вспомнила угрозы Дэвисона и его требования.
— Я
— Ты ошиблась.
— Видимо, так, — сухо заметила она. — Но жизнь полна неожиданностей, — добавила Кэролайн, с горечью вспомнив воскресение из мертвых Мари-Элен.
— Не только неожиданностей, но и проблем и перемен. — Николас, шагнув к девушке, взял ее за руки. — Ты чудесно выглядишь.
Кэролайн высвободила руки и заметила, что он насторожился, а глаза выразили разочарование. «Что я делаю! — подумала она. — Ведь мне поручено завлекать его, соблазнять, а я отталкиваю!»
— Думаю, на мою долю выпало слишком много для одного человека.
— Что правда, то правда. — Николас снял шубу и небрежно бросил ее на конторку. — Но ты очень сильная. Как бы ни ломала тебя жизнь, ты выйдешь победительницей, не сомневаюсь.
Кэролайн едва сдерживала слезы.
— Ошибаешься. Я потерпела поражение.
— Не верю.
Она пожала плечами.
— Как поживает Катя?
— Катя здесь, в Лондоне. Мы остановились в сент-джеймской гостинице и проведем здесь две недели, а потом уедем в Бреслау. Ты не хочешь встретиться с Катей? Может, поужинаешь со мной сегодня? — Он снова взял ее за руки. — Кэролайн, я тосковал о тебе. Почему ты убежала, даже не поговорив со мной? — Николас помолчал. — Мари-Элен умерла, — добавил он.
Кэролайн вздрогнула.
— На сей раз в этом нет сомнения, — продолжал Николас. — Однажды ночью она покинула дом в одном белье во время сильной грозы. Ее тело обнаружили через четыре дня. Мари-Элен похоронили в Петербурге.
— Она… она сама захотела умереть? — Потрясенная, Кэролайн вспомнила, как была обезображена шрамами и бинтами некогда тщеславная Мари-Элен.
— Этого я не знаю. — Николас посмотрел ей в глаза.
— Как пережила это Катя?
— Она очень печальна и подавлена. Перед смертью Мари-Элен не желала видеть никого, даже дочь. Катя часто вспоминает о тебе. Ей не хватает тебя, как и мне. Когда-то ты сказала, что наша любовь слишком драгоценна и от нее нельзя отказываться. Кэролайн, я прошу тебя стать моей женой.
Кэролайн отпрянула от него, но он крепко держал ее за руки и отпустил не сразу. «Едва ли он сказал бы мне это, если бы знал, что я собираюсь предать его. Но может, удастся скрыть это от него? Будь проклят Стюарт Дэвисон!
Он заставляет меня предать мою любовь! Если бы я могла обо всем рассказать Николасу!» — Кэролайн охватил ужас от того, что она была готова проклясть даже своего отца.
Николас положил руки ей на плечи. Кэролайн чувствовала тепло его дыхания, знакомый голос ласкал ее слух.
— Мы могли бы
Кэролайн закрыла глаза. Мысли ее пришли в смятение. Но одно девушка знала точно: она должна принять его приглашение.
— Хорошо, я проведу с тобой вечер, Николас, — сказала Кэролайн, не радуясь ни тому, что он сделал ей предложение, ни возможности побыть с ним, а думая только о том, как соблазнить и предать его.
Увидев Катю, Кэролайн так обрадовалась, что даже чувство вины, поселившееся в ней после того, как она поддалась на шантаж Дэвисона, исчезло. Стоя с Николасом на пороге Катиной комнаты, она наблюдала, как девочка читает вслух гувернантке. Катя не видела ее. Залюбовавшись красивым милым ребенком, Кэролайн осознала, что всем сердцем любит ее, как свою собственную дочь.
Она сделала шаг вперед.
— Катя, душенька моя!
Девочка вскочила, уронив книгу, радостно вскрикнула, бросилась к Кэролайн и обвила ее ручонками. Кэролайн крепко прижала ее к себе.
— Я так тосковала о вас, мисс Браун! Мне было ужасно одиноко!
— Я тоже тосковала, — улыбнулась Кэролайн.
— И бедный папа тоже. — Катя взглянула на отца. — Он был очень опечален, когда вы уехали. Почему вы бросили нас? Кэролайн растерялась.
— Наверное, потому, что очень люблю вас обоих.
— Но так не бывает! Вы уехали из-за мамы, правда? — Взгляд умных карих глаз был испытующим, но не осуждающим. — Мне очень жаль твою маму, — шепнула она девочке. Николас попросил гувернантку удалиться.
— Ты все правильно поняла, моя умница, — сказал он Кате.
Кэролайн не знала, следует ли ему говорить дочери всю правду.
— Мама была очень больна, — печально объяснила Катя. — Она не хотела никого видеть. — Голос у девочки задрожал, и она печально улыбнулась. — Правда, мама меня и раньше не любила.
— Что ты, что ты, дорогая! Она любила тебя… по-своему, — возразила Кэролайн.
— Я понимаю, — согласилась Катя. — Но прошу вас, по-едемте домой вместе с нами, пожалуйста!
Кэролайн очень хотелось ответить «да», но она не смела взглянуть на Николаса.
— Попытаюсь, — ответила она.
Они ужинали за великолепно накрытым столом, рассчитанным не менее чем на шестнадцать персон. Николас сидел во главе стола, Кэролайн — напротив. Катя ушла спать.
Кэролайн понимала, что князь наверняка заметил, как она встревожена, и боялась выложить ему все, если он спросит, что с ней случилось.
— А как поживает Коппервилл? — улыбнулся Николас.
— Я позволила ему отдохнуть.
— Почему?
— Мне больше не доставляет удовольствия писать об экстравагантном поведении богатых и титулованных особ.
— А жаль. Ведь твои остроумные замечания всегда бывали уместны и попадали в цель. Уверен, они не только забавляли читателей. Социальная сатира играет весьма важную роль в нашей жизни.
— Этого сатирика больше не существует. Теперь я пишу роман.
— Вот как? — удивился Николас.