Великолепие
Шрифт:
— Скорее! — Он слез с коня, чтобы погрузить на телегу Воронского.
Из последних сил он и Кэролайн приподняли его и перевалили на солому. Николас застонал от боли, и Кэролайн испуганно взглянула на него.
— Толкай, — приказал он. Общими усилиями они уложили Воронского поудобнее. Потом в телегу с трудом влез Николас. В лице его не было ни кровинки. Он тяжело откинулся на спину.
— Я не знаю, куда ехать, — сказала Кэролайн. — Ради Бога, не теряй сознание.
— Держи к югу, — пробормотал Николас. Катя вскарабкалась наверх и села рядом с Кэролайн, и та натянула вожжи. Оглянувшись,
— Смотрите, мисс Браун! — закричала Катя, указывая на пылающие башенки над входными воротами.
Кэролайн хлестнула лошадей, но животные пятились в испуге. После долгих понуканий они наконец рванули с места и вылетели со двора. Горящие кварталы вскоре остались позади. Впереди небо уже светлело. Занимался новый день.
Через три дня Кэролайн сидела в парусиновой палатке возле походной постели, на которой лежал Николас. Он был без сознания. Не спуская глаз с его лица, девушка крепко держала его за руку.
Николас потерял сознание вскоре после того, как они выехали из Москвы. Кэролайн, возможно, заблудилась бы, но по дороге им встретились русские беженцы — и гражданские, и военные, в том числе два раненых юных пехотинца. Кэролайн пригласила их сесть в телегу рядом с Николасом и Воронским, и они показали ей дорогу к лазарету.
С тех пор Николас не приходил в сознание. У него был сильный жар. Прошлой ночью лихорадка, слава Богу, чуть спала, и Кэролайн наконец решилась оставить его и взглянуть, как Катя, которая стала любимицей всех раненых. Она подавала им воду и перечитывала истершиеся на сгибах письма из дома. Они называли ее княжной и старались привлечь ее внимание. Катя очень повзрослела за последние сутки и уже не казалась шестилетним ребенком.
Вернувшись к Николасу, Кэролайн пощупала его лоб. Прохладный! Когда он метался в жару, Кэролайн испугалась, что Николас умрет. Сейчас опасность миновала, но отныне он, наверное, будет прихрамывать. Ну и что? Лишь бы был жив. Что бы ни произошло, ее чувства к нему останутся прежними.
У князя затрепетали ресницы.
— Николас?
Ресницы снова дрогнули.
Она наклонилась над ним, не смея надеяться на чудо.
— Николас? Это я, Кэролайн. Ты слышишь меня? Он медленно открыл глаза.
— Кэролайн, — чуть слышно проговорил Николас и нахмурился, что-то вспомнив.
— Катя здесь, — сказала она, сразу поняв, что его беспокоит. — Как только врачи позволят, я приведу ее к тебе.
Он улыбнулся ей, потом на лице его снова отразилась тревога.
— Как кузен?
— Очень плох. У него сильный жар, врачи не знают, выживет ли. Мы с Катей по очереди сидели возле него, убеждая, что он должен бороться за свою жизнь.
По щекам Николаса покатились слезы.
Кэролайн не могла этого вынести. Уткнувшись лицом в его грудь, она тоже расплакалась.
— Ты был очень болен, Николас. Слава Богу, что выжил.
— Я обязан тебе жизнью.
Кэролайн замерла. Для нее уже было не важно, имеет ли она право на что-то надеяться и есть ли у него жена. Кэролайн с облегчением сознавала одно, что они любят друг друга и живы — он, она и Катя.
— Ты не обязан мне ничем, — прошептала девушка.
— Не правда. Это ты спасла жизнь мне и Кате. Как
— Да. — Она вспомнила, как Николас вел себя в то утро в Петербурге, холодно и отчужденно. Словно угадав ее мысли, он сказал:
— Я и тогда любил тебя. Но пытался оттолкнуть тебя, чтобы соблюсти приличия. Я думал, что ты будешь несчастна, если наши отношения станут только любовной связью.
И Кэролайн поняла его. Ведь в глубине души она знала, что этому есть какое-то объяснение.
— Я больше не хочу соблюдать приличия, ибо осознала, что жизнь бесценна, как и наша любовь.
Николас улыбнулся, притянул ее к себе. И наконец поцеловал в губы.
— Ваше сиятельство, вам еще рано подниматься с постели и разгуливать.
— Вздор, — ответил Николас, тяжело опираясь на костыли. — Кузен пришел в себя, но никто из вас не может сказать мне, выживет ли он. Я хочу увидеть его.
Не обращая внимания на неодобрительный взгляд военного фельдшера, Николас откинул полог палатки и вышел. Его взору открылся полевой лазарет, разбитый под открытым небом. Тысячи раненых лежали на походных койках и носилках. Николасу сказали, что Воронский находится в палатке для самых тяжелых раненых. Он, наклонив голову, вошел в низкую палатку и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Николас сразу увидел кузена, хотя верхняя часть ere тела была забинтована, и пробрался к его койке.
— Саша?
Тот открыл глаза и узнал Николаса, но улыбнуться не хватило сил: он был слишком слаб.
— Знаю, ты очень болен, — сказал Николас. — Но, черт возьми, нужно бороться за свою жизнь! Губы Воронского дрогнули.
— Ники, — выдохнул он.
— Не разговаривай. Мы еще наговоримся, когда ты оправишься от ран. К тому времени, как ты выздоровеешь, война, надеюсь, закончится.
Заметив в глазах кузена немой вопрос, Николас продолжал:
— Наполеон в Москве. Он, кажется, думает, что Александр предложит заключить мир. — Николас покачал головой, как бы удивляясь абсурдности такого предположения. — Рассказывают, будто Александр, услышав об этом, сказал: «Мир? Да ведь мы еще не воевали!»
На этот раз Воронский улыбнулся чуть шире.
— Кутузов ждет, когда подойдет подкрепление, доставят боеприпасы и лошадей, и выберет момент, чтобы перейти в наступление, — сообщил Николас. — По-моему, я начинаю понимать, какой дьявольский расчет стоит за всем этим безумием отступления. Если нам повезет, то зима со снегопадами наступит рано, а Наполеон очень глубоко вторгся на нашу территорию. Французы не позаботились о снабжении и фураже, надеясь поживиться за наш счет в Москве. Но там их ждет спаленный пожаром, безлюдный город. Думаю, эта зима станет переломным моментом кампании. — Он усмехнулся. — Знаешь, на днях я получил весточку от Алекса. Он ведь тоже ушел в армию и получил боевое крещение при Бородино. Для нас с тобой война, видимо, закончилась. Я еду долечиваться в Петербург. — Он немного помедлил и откашлялся. — Я прощаю тебя, Саша. Она не стоит того, чтобы ссориться из-за нее, а ты рисковал жизнью ради моей дочери и вообще всегда был мне как родной брат.