Великолепная четверка

Кроних Григорий Андреевич

— Подумаем…

— Только насчет листовок, — сказал Валерка, — я бы предложил по-другому писать. Партизаны, они в 1812 году были, а, значит, за царя воевали. Лучше листовки подписывать по-боевому. Красные Дьяволы, например.

Командир усмехнулся.

— Ну, до дьяволов вам, пожалуй, еще дорасти надо, а пока вы так, — дьяволята.

Весь партизанский военсовет рассмеялся.

Новые друзья улеглись у костра, кто на седло, кто на свернутую попону. Валерка хотел было порасспросить Даньку об отряде, но, единственное, что успел, — это достать из кармана впившуюся в бок книгу. При слабом свете костра он разглядел

название: «Французская борьба, а также приемы самообороны». Валерка подумал, что при его новом занятии такая книга пригодится, и мысленно поблагодарил Петьку еще раз. Но открыть книгу не смог: только голова коснулась импровизированной подушки, он уснул, даже не почувствовав, как заботливая Ксанкина рука укрыла его полой шинели.

* * *

Отряд поднялся по команде на рассвете, когда все кажется еще серым и один только жаворонок расцвечивает своей песней утро. Бойцы сели на коней и осторожно двинулись вперед.

— Для вас у меня одно задание, — сказал ребятам командир, — держаться в середине отряда и не отставать. А ты, Данька, сделаешь вот что…

Валерка не расслышал, что сказал отец сыну. Даниил кивнул и гордо посмотрел на друзей.

Сам Иван Ларионов ускакал в голову колонны, туда, где тихонько тарахтела бричка, перегруженная кучей тяжелых мешков.

Впереди всех крался авангард из самых ловких бойцов. Используя карту, нарисованную Валеркой, они смогли вплотную подобраться к посту бурнаший и обезвредить его без выстрелов. Затем дали условный знак отряду и сами вскочили в седла.

— Вперед! — скомандовал красный военмор Ларионов, и партизаны потоком понеслись по главной улице сонного городка, на которой располагалась занятая бандитами гимназия.

Из рассказа Валеры выходило, что обходных дорог нет и без сражения миновать город невозможно. Но и принимать бой, когда у противника шесть пулеметов и втрое больше людей, Ларионов не мог. Вот и пришлось привлечь солдатскую смекалку.

Несмотря на усилия двух крепких лошадей, повозка с мешками все больше отставала от головы отряда. Когда первые бойцы поравнялись со зданием гимназии, за ограду и в окна полетели бомбы. Разбуженные взрывами бурнаши не знали, куда бежать. Осколки металла и стекла свистели в воздухе, грохот оглушал и сеял панику. Бросив по бомбе, партизаны продолжали скачку по главной улице. Когда бандиты наконец сообразили, в чем дело, и выбежали на улицу — в нижнем белье, но с винтовками, — было уже поздно. Они дали залп вдогонку и закричали от радости, увидев, как лошади оторвались от груженой повозки, оставив последнюю в качестве трофея.

— На коней! Догнать! — командовал полуголый Гнат Бурнаш, одной рукой застегивая рубаху, и другой потрясая маузером.

И только когда бандиты бросились в погоню, они поняли, что за «трофей» достался им от красных. Тяжеленная повозка, наполненная мешками с землей, перегораживала единственный проход в ограде гимназии. Пока бурнаши перелезли через ограду, сдвинули, раскачав, повозку, отправляться в погоню было уже поздно. Осталось подсчитывать потери.

В пылу скачки, среди стрельбы и взрывов, Валерка следил только за тем, чтобы не вылететь из седла, он же не родился казаком! Ксанка скакала рядом, а Данька на время отстал и появился снова уже на другом конце города.

— Что ты делал? — не сдержавшись, спросил Валерка.

—

Так, обрезал пару веревок, — небрежно ответил хлопец и озорно подмигнул.

5

Донесение Сидора Лютого подоспело как раз, чтобы поправить дурное настроение атамана. Бурнаш, сбросив пиджак и развязав шнурок галстука, пил самогон, добытый в результате неудачного визита в Солоухинский монастырь, расположенный неподалеку от его штаба в станице Липатовской.

Монахи долго не отпирали ворота, так что самые горячие помощнички предлагали атаману их запалить и взять приступом. Гнат перекрестился и, оглядывая небольшой отряд, громко сказал, что негоже казакам воевать в святом месте со святыми людьми. А про себя добавил: да еще с тридцатью саблями и без тачанки. Так, чего доброго, и оскоромиться недолго. И пойдет гулять слава, что Бурнаш с монахами справиться не может. Позор на всю Украину! Кто тогда встанет под его черные знамена, кто денег даст? Ворота монахи все же отперли, но встретили незваных гостей не слишком приветливо.

Давая свое благословение, отец-настоятель произнес:

— Да поможет тебе Бог в сию годину суровую, не щадящую ни военный лагерь, ни обитель мирную.

— Аминь, — сказал Бурнаш. — Но, отче, сдается мне, что монахи твои поупитанее моих казачков будут?

— То благоволение Господне, а не чревоугодие мирское, — ответил настоятель. — Сами бедствуем, господин атаман.

— Верю, — тут же сказал Гнат Бурнаш, — но хлопцы мои, батюшка, что твой Фома-неверующий, все своими руками проверять любят. Но и грех сердиться на них. Были мы в одном храме бедном и убогом, по словам тамошнего пастыря, а спустились в кладовые — ломятся от зерна да сала. Так что, сам, отче, клети отопрешь, или ломать придется?

Отец-настоятель косо глянул из-под кустистых бровей.

— Не навлекай, сын мой, на себя гнев Божий…

— Эй, расстрига! — позвал атаман, не сводя со священника глаз.

Бывший монах, примкнувший теперь к отряду бурнашей, спешился и подошел, гремя саблей. Борода и шевелюра его были не стрижены со времен послушничества. Настоятель презрительно отвернулся.

— Знакомы тебе здешние подвалы?

— А как же! — сказал расстрига.

— Так что, отче? — снова спросил Бурнаш.

— Красные в прошлом году все подчистили, теперь вы доскребать будете, — молвил поп, но связку ключей все же протянул.

Дело кончилось миром, да пожива оказалась невелика. Нашли хлопцы десяток мешков овса, пять — пшеницы, да три четверти самогона. Пока ехали обратно в станицу Липатовскую, казачки две четверти успели выкушать. А третью атаман забрал себе.

Тут-то и примчался Семка с донесением.

Бурнаш его пьяно расцеловал и налил стакан. Потом накинул пиджак, повязал галстук и в экипаже, полученном соединением машины и пары лошадей, отправился в Збруевку. Сопровождали атамана те же тридцать недогулявших хлопцев. В станице они получили полную возможность исправить настроение. Затихший было грабеж возобновился с приездом атамана с утроенной силой. Грабили без особого разбора и, чем зажиточнее выглядел двор, тем сильнее казалось, что тут живут пособники красных партизан. Но и бедными дворами парни не брезговали, тащили все, что плохо лежит. Особенно старались не пропускать коров и бычков.