Великолепная Софи

Переведено по изданию:

Heyer G. The Grand Sophy: A Novel / Georgette Heyer. – London: Arrow Books, 2004. – 336 р.

Дворецкий, с первого взгляда узнав в госте единственного брата ее светлости, о чем впоследствии уведомил своих далеко не столь проницательных подчиненных, приветствовал сэра Горация низким поклоном и взял на себя смелость сообщить ему, что миледи, которой для всех прочих визитеров, не связанных с ней столь тесными родственными узами, нет дома, будет счастлива его принять. Сэр Гораций, на которого подобное снисхождение не произвело особого впечатления, передал свое пальто с пелериной одному лакею, шляпу и трость – другому,

небрежно швырнул перчатки на столик с мраморной крышкой и заявил, что нисколько в этом не сомневается, после чего поинтересовался у Дассета, как он поживает. Дворецкий, разрываясь между благодарностью гостю за то, что тот запомнил его имя, и неодобрением его крайне непринужденных манер, ответил, что поживает он настолько хорошо, насколько это вообще возможно, и добавил, что счастлив видеть самого сэра Горация ничуть не постаревшим с тех пор, как имел удовольствие докладывать ее светлости о приходе брата в прошлый раз. После чего дворецкий величественно направился вверх по роскошной лестнице в Голубую гостиную, где леди Омберсли в сбившемся набок капоре мирно почивала на софе у камина, укрыв ноги шотландской шалью с набивным рисунком. Мистер Дассет, мгновенно оценив эту картину, откашлялся и хорошо поставленным звучным голосом провозгласил:

– Сэр Гораций Стэнтон-Лейси, миледи!

Леди Омберсли вздрогнула и проснулась, растерянно моргая. Безуспешно попытавшись поправить капор, она ошеломленно вскрикнула:

– Гораций!

– Привет, Лиззи, как поживаешь? – приближаясь к ней, произнес сэр Гораций и энергично потрепал сестру по плечу.

– Боже, как ты меня напугал! – воскликнула миледи, откупоривая флакон с нюхательной солью, который всегда держала под рукой.

Дворецкий, снисходительно наблюдавший за бурными родственными восторгами, осторожно прикрыл за собой дверь. Оставив встретившихся после долгой разлуки брата и сестру наедине, он отправился сообщить своим подчиненным, что сэр Гораций – истинный джентльмен, хотя и проводит большую часть времени за границей, где выполняет различные правительственные поручения дипломатического характера, чересчур деликатные для их понимания.

В это время дипломат сушил у камина фалды своего сюртука, угощаясь понюшкой табаку, при этом заметив сестре, что она прибавила в весе.

– Мы с тобой не становимся моложе, – любезно подсластил он пилюлю. – Хотя ты заметно постарела за то время, что мы не виделись, – пять лет, если мне не изменяет память (в чем я совершенно уверен).

На стене напротив камина висело позолоченное зеркало, и во время разговора сэр Гораций не преминул взглянуть в него, преисполнившись если не самодовольного тщеславия, то критического одобрения. Время было снисходительно к нему, и он действительно весьма неплохо выглядел для своих сорока пяти лет. Если он даже и раздался в талии, то совсем немного, и эту легкую полноту вполне скрадывал рост, значительно превышавший шесть футов. Он являл собой зрелого мужчину в расцвете сил и обладал, помимо красивого телосложения, еще и приятной внешностью, которую выгодно подчеркивали темные кудри, до сих пор не тронутые сединой. Одевался он с неизменной элегантностью, но, будучи человеком здравомыслящим, старательно избегал экстравагантных крайностей, способных обнаружить некоторые недостатки его фигуры.

– Взгляните на беднягу Принни! [1] – говорил он своим не столь разборчивым приятелям. – Он должен послужить уроком всем нам!

Его сестра ничуть не обиделась на бестактное замечание. Двадцать семь лет супружеской жизни не прошли для нее бесследно, и восемь свидетельств ее любви, с осознанием долга предъявленных беспутному и неблагодарному супругу, давно уничтожили остатки былой красоты. Здоровье у нее было неважным, характер – покладистым, и она любила повторять, что женщина, став бабушкой, должна забыть о своей внешности.

– Как поживает Омберсли? – скорее из вежливости, чем из подлинного интереса осведомился сэр Гораций.

– Временами его беспокоит подагра, но, учитывая все остальное, он чувствует себя просто превосходно, – ответила она.

Сэр Гораций воспринял обычную фигуру речи в буквальном смысле и, кивнув, заметил:

– Он всегда слишком много пил. Однако сейчас ему уже под шестьдесят, и полагаю, от прочих неприятностей ты избавлена, не так ли?

– Да-да! – поспешно согласилась сестра.

Неверность и многочисленные интрижки лорда Омберсли, хотя и были оскорбительными, когда совершались на публике (что случалось нередко), никогда не доставляли ей особого беспокойства, но она не имела ни малейшего желания обсуждать их со своим острым на язык родственником и потому поспешно сменила тему, поинтересовавшись у него, откуда он прибыл.

– Из Лиссабона, – ответил сэр Гораций, угостившись очередной щепоткой табаку.

Леди Омберсли была несколько удивлена. Минуло уже два года после окончания затяжной Пиренейской войны [2] , и ей казалось, что последнюю весточку от сэра Горация она получила из Вены, где ее брат, вне всяких сомнений, играл некую таинственную роль в работе Конгресса, заседания которого были столь бесцеремонно нарушены бегством этого монстра с Эльбы [3] .

– Вот как! – растерянно произнесла она. – Разумеется, у тебя же там дом! Как я могла забыть! А как поживает дорогая София?

– Если уж на то пошло, – заявил сэр Гораций, закрывая табакерку и кладя ее обратно в карман, – то я приехал к тебе именно для того, чтобы поговорить насчет Софи.

Вот уже пятнадцать лет сэр Гораций оставался вдовцом, и за это время он ни разу не обращался к сестре за помощью или советом в воспитании дочери, поэтому сейчас ее вдруг охватили дурные предчувствия. Миледи сказала:

– Да, Гораций? Бедная малютка! В последний раз я видела ее четыре года назад. Сколько ей сейчас? Полагаю, она уже в том возрасте, когда пора выходить в свет?

– В свет она вышла давным-давно, – с раздражением отозвался брат. – Но все без толку. Сейчас ей уже двадцать.

– Двадцать! – воскликнула леди Омберсли. Затем, произведя в уме несложные подсчеты, она согласилась: – Да, похоже, что так, поскольку моей Сесилии только что исполнилось девятнадцать, а я припоминаю, что твоя София родилась почти на год раньше. Боже мой, как летит время! Бедная Марианна! Каким она была прелестным созданием!

С некоторым трудом сэр Гораций вызвал в памяти образ покойной супруги.

– Да, пожалуй, так, – согласился он. – Но все это в прошлом. Кстати, Софи ничуть не похожа на нее: она вся в меня!

– Представляю, каким утешением она для тебя стала, – вздохнула леди Омберсли. – И я уверена, дорогой Гораций, что ты очень привязан к ней!

– Ничуть не бывало, – небрежно отмахнулся дипломат. – Я не стал бы держать ее подле себя, если бы она доставляла мне хлопоты или нуждалась в заботе. Но чего не было, того не было: она славная малютка, моя Софи!

– Да, дорогой мой, но таскать маленькую девочку за собой по всей Испании и Португалии, когда ей следовало бы обучаться в приличной школе…

– Только не ей! Там ее научили бы всяким глупым женским штучкам, – цинично заметил сэр Гораций. – Кроме того, рассуждать на эту тему бесполезно, поскольку уже слишком поздно! Все дело в том, Лиззи, что я оказался в затруднительном положении. И хочу, чтобы ты присмотрела за Софи, пока я буду в Южной Америке.

– В Южной Америке? – ахнула леди Омберсли.