Шрифт:
Адам Яромин
Вэля и мой компьютер
Должен признаться: я познакомился с изумительной девушкой. Зовут ее Вэля, а ее глаза... глаза... Прекраснее я просто не видывал.
Мы проболтали два часа. Под конец я слегка дрожащим голосом попросил у нее номер телефона. Когда я возвращался домой, мне казалось, что все вокруг пляшет и поет. Вот в каком я был настроении!
Ну, конечно, я не мог не поделиться с кем-нибудь такой новостью. Дома я сразу же включил компьютер. Я им страшно горжусь, потому что сделал его сам. Или, точнее, смонтировал из готовых блоков, которые можно взять на любом
Компьютер внимательно выслушал меня. Он долго молчал, огоньки на его пульте погасли; потом он сказал:
– Я связался с моим Центром. Запросил нужную программу. У тебя есть время со мной поговорить?
– Да. Я хотел посоветоваться с тобой.
Слово "посоветоваться", видимо, пришлось ему не по вкусу. И действительно, он тут же заметил:
– Невозможно завязывать хорошие и полезные знакомства, не сопоставив информации, касающейся твоей особы, с информацией, касающейся особы, с которой ты собираешься познакомиться. Не думаю, чтобы слово "посоветоваться" отражало суть вопроса. Если результат этого сопоставления окажется негативным, то нечего и говорить о дальнейшем поддержании знакомства. Не забывай, что ты живешь в двадцать... веке, а теперь все поступают именно так.
– Ты невыносим, - сказал я.
– Понимаю, - продолжал мой компьютер.
– У людей сохранились атавистические свойства: право выбора не самых выгодных вариантов. Они называют это свободой и страшно ею гордятся. А ведь так называемая свобода - это всего лишь производное от ошибочного распознавания и ошибочной оценки обстоятельств, сопутствующих данному действию. Но, что поделаешь, если уж ты так привязан к тому, что я назвал свободой, можешь использовать термин "посоветоваться" вместо термина "поступать в соответствии с твоими выводами".
– Подумать только - и я собственными руками смонтировал тебя!
– А разве это освобождает тебя от соблюдения норм, принятых в обществе? Каков возраст этой особы?
– Около двадцати лет. Может быть, немного меньше.
– Придется получить более точную информацию. Рост, вес, цвет волос?
– Цвет волос? Блондинка. Теперь ты спросишь, какие волосы нравятся мне больше всего. И услышишь, что светлые, и тогда ты сообщишь, что Вэля мне нравится...
– Ехидство тут ни к чему. Цвет глаз?
– Самый красивый, какой я когда-нибудь встречал.
– Это мне ни о чем не говорит. Чем болела, есть ли мозоли, состояние полости рта?
– Уж не думаешь ли ты, что при первой встрече я спрашивал о мозолях и зубах?
– Придется спросить. Сейчас я подготовлю соответствующий вопросник. Когда встретишь названную особу, добейся от нее ответов. Ты уже начал в этом духе. Помни, нельзя пропускать ни одного вопроса.
Через четверть часа печатающее устройство начало в сумасшедшем темпе выстукивать буквы на бесконечной бумажной ленте. Я схватился за голову.
– Разрежь на листки. Так будет удобнее, - посоветовал мой компьютер.
– Но лента слишком длинная!
– Шестьсот одиннадцать вопросов.
– Если б
– Ошибусь? Я?!
– обиженно выкрикнул он.
– А почему бы и нет? Товарищей по общежитию мне тоже подбирал компьютер. И что же? Целый год я жил с типом, который плевал на пол и не позволял проветривать комнату.
– Вероятно, компьютер исходил из педагогических соображений: приспособляемость к жизни в коллективе.
– Знаешь что, дорогой, лучше всего было бы, если б ты сам договорился с ней о ближайшей встрече. Я не решусь мучать Вэлю шестьюстами одиннадцатью вопросами.
Я шутил, но это был юмор висельника.
– Я? Да я рассмеялся бы тебе в лицо, если б я только умел смеяться. Я даже не знаю, что такое любовь, а мне кажется, вся твоя история как-то с нею связана.
Всю ночь, утро и первую половину дня я зубрил вопросы. В полдень чувствуя, что в глазах у меня зарябило, я позвонил Вэле. Мы уговорились встретиться во вторую половину дня в кафе. Я еще успел немного вздремнуть. Потом повторил вопросы, засунул вопросник в папку, так просто, на всякий случай, и с бьющимся сердцем отправился на свидание.
Разумеется, я не смог выучить все на память. Даже и не пытался. Выучил только половину. Когда я подумал, что меня ждет еще одна бессонная ночь, у меня по спине забегали мурашки.
Вопросы были расположены в определенном порядке: касающиеся физических данных и состояния здоровья, наклонностей, знаний, жизненных планов, взглядов на различные проблемы и так далее. Я не хотел выдавать себя и расположил их в другой последовательности: вопрос двести девяносто девятый, сто девяносто девятый и девяносто девятый. Вопрос двести девяносто восьмой, сто девяносто восьмой и девяносто восьмой... Вопросы с номерами выше трехсот я решил задавать, начиная с конца. А когда она ответит, делать на ладони отметки шариковой ручкой. Одна точка - "да", две точки - "нет".
Вы спросите, зачем все это? Поймите меня. Спрашивать Вэлю по вопроснику казалось мне страшно нетактичным. Я хотел как-то скрыть это, затушевать. Когда я увидел ее впервые, я чуть не проглотил язык. А тут сразу шестьсот одиннадцать вопросов. Но, что делать, все так поступают...
Вэля была так же прекрасна, как и вчера, только казалась немного утомленной. На ней было цветастое платьице, соломенная шляпка и большая пляжная сумка в руке.
Разговор как-то не клеился, я боялся, что, когда разговорюсь, вопросы, вызубренные с таким трудом, вылетят из головы. Я что-то пробормотал о погоде, о том, что через несколько дней начинается учебный год и мне придется уехать. Потом, чувствуя, что в горле у меня совершенно пересохло, я спросил:
– Ты любишь животных?
Это был трехсотый вопрос.
– Очень, - ответила Вэля.
– А ты?
– Я тоже.
Тайком, незаметно, под столиком я поставил на ладошке точку и задал двухсотый вопрос:
– Ты хотела бы стать актрисой?
Она вытаращила на меня глаза.
– Нет. Почему ты меня об этом спрашиваешь?
Я немного смутился. Поставил на ладошке две точки и двинулся дальше:
– Как ты думаешь, человек может быть полностью счастлив?
– Не понимаю, выражайся точнее.