Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая
Шрифт:
– В Испании я не встречалась с нацистами. Где бы мне было их увидеть? Ты такой смелый… – она прижалась щекой к руке Питера, – я восхищаюсь тобой…
– Просто мой долг, – он поцеловал белокурый, пахнущий цветами висок, – долг мужчины и порядочного человека. Если кем-то восхищаться, то это тобой, любовь моя… – за зиму Тони устала от восхищения.
Он приезжал в Мейденхед с подарками, целовал ей руки, выслушивал отрывки из диссертации, катал ее по реке, и проводил много времени с мальчиком. Они с Тони обедали вместе с Уильямом. Малыша было рано сажать за взрослый стол, но Питер улыбался:
– Ничего страшного.
– Он маленький, полтора года. Он быстро забудет Питера. Тем более, когда увидит настоящего отца… – она стояла на пороге гардеробной, в бархатном, распахнутом халате. Белая, кожа, длинных ног, высокой груди, светилась жемчугом. Подняв руку, Тони полюбовалась блеском кольца: «Придется его оставить, как все остальные подарки». Драгоценности от жениха, бусы, браслеты, она складывала в шкатулку. Тони, немного сожалела, что перед отлетом в Цюрих, не сможет сходить к одному из ювелиров, в магазины Бонд-стрит, и все продать. Вещи стоили дорого, деньги бы ей пригодились.
– Нельзя, – она прошла к столу, опустившись в кресло, подхватив чулки, – иначе они подумают, что я взяла вещи с собой, что я его люблю… – Тони решила не оставлять записки, а просто исчезнуть:
– Еще решат, что меня похитили, – девушка, невольно, улыбнулась, – немцы, например. С занятиями Маленького Джона подобное возможно… – она щелкнула перламутровой зажигалкой. В газете писали, что в Америке скоро поступят в продажу чулки из нового, искусственного материала, нейлона:
– Их я в Бельгии куплю… – Тони натягивала шелковые, жемчужно-серые чулки, – наверняка, они появятся в магазинах… – сняв средства со счета в банке, Тони перевела их в аккредитивы. В тайнике, в ящике с бельем, лежал новенький, испанский паспорт, сеньоры Антонии Эрнандес, с вписанным в него сыном, Гильермо, полутора лет от роду. В бумагах Тони спрятала конверт с билетом на рейс Swissair, с аэродрома Кройдон, в Цюрих. Самолет уходил тридцатого марта, в десять часов утра. В три часа дня Тони приземлялась в Швейцарии. Она собиралась вечером, сесть на поезд, идущий в Рим. Тетя Юджиния прочла ей письмо из Мон-Сен-Мартена:
– Две недели назад Виллем телеграфировал, что корабль прибыл в Геную. Он начинает учиться, готовиться к получению сана священника. Это еще на два года, потом он вернется в Африку, призревать сирот… – тетя Юджиния перекрестилась:
– Жаль, что дядя Виллем и тетя Тереза от него внуков не увидят, но у них Маргарита есть. Я уверена, что у Давида с Элизой еще дети появятся… – Тони замечала, как, иногда, смотрит на нее предполагаемая свекровь. Она опять увидела в глазах тети Юджинии знакомое выражение. Тони зло сказала себе:
– Ожидает, что я, как племенная кобыла, буду рожать детей, наследников «К и К». Никогда подобного не случится… – Тони собиралась объяснить Виллему, что согласилась на помолвку от одиночества и безысходности.
– Из Мон-Сен-Мартена, после венчания, напишу в Лондон, извинюсь… – застегнув пояс для чулок, она скосила глаза на след от поцелуя, на нежной коже, ближе к аккуратно подстриженным, мягким, белокурым волоскам:
– До Рима пройдет. Виллему я ничего говорить не буду. И Питер ему ничего не скажет, он джентльмен… –
– Когда мы встретим нашу дорогую дочку, ее мужа и маленькую Маргариту. Мы очень соскучились по девочке, и собираемся ее окончательно избаловать. Терезе лучше, врачи разрешили ей путешествовать. Мы хотим побыть с мальчиком, а, на обратном пути, посетить Милан и Венецию… – Питер обещал Тони поездку в Париж, и на Лазурный берег:
– Когда война закончится, милая, – развел он руками, – сейчас опасно… – девушка прильнула к нему:
– Что ты, дорогой, я все понимаю. Не надо никаких поездок. Мне хорошо, рядом с тобой… – Тони положила ноги на стол. В углу гардеробной стоял манекен. Она курила, глядя на свадебный костюм:
– У дяди Виллема и тети Терезы есть внук. Наследник титула. У меня с Виллемом появится много детей, обещаю. Я могу стать католичкой, какая разница? Главное, чтобы мы всегда оставались рядом… – Тони хотела обвенчаться в Италии. Справившись в энциклопедии, она поняла, что монашеские обеты снимает папа римский. Пия Двенадцатого год, как избрали понтификом:
– Виллем объяснит, что не хочет больше оставаться в церкви. Никто его удерживать не собирается. Прадед Лауры, отец ди Амальфи, снял обеты и женился, на бабушке Эми. Подобное случалось… – Тони прислушалась. Когда они с Уильямом переехали на Ганновер-сквер, Питер, смешливо, сказал:
– Я мог бы пользоваться люком на крыше, по традиции, но я договорился с твоим братом. Охранники меня выпустят, после полуночи… – Питер, каждый вечер, проводил с ней и мальчиком. Он говорил Тони о своем дне, они обсуждали новости, купали и укладывали Уильяма и шли в библиотеку. За кофе, Тони играла на гитаре, Питер любил ее слушать.
Обосновавшись в Блетчли-парке, брат не оставил распоряжения охранникам сопровождать Тони, в городе. Девушка могла свободно купить билеты на самолет. Вчера, дождавшись, пока няня уведет Уильяма гулять, а охранники сядут за завтрак, Тони вызвала по телефону такси. Девушка отвезла в Кройдон, в камеру хранения, при аэродроме, сложенные чемоданы.
В спальне было тихо. Питер уставал, поднимаясь, каждый день в шесть утра. Он часто засыпал, устроив голову на плече у Тони:
– Сегодня последний день, что он приходил, – поняла девушка, – неделя до свадьбы. Мы больше не будем видеться, не положено… – осенью, после помолвки, она посетила врача. Тони не хотела никаких осложнений. Поняв, что Питер, тоже, осторожен, девушка удивилась. Он взял ее лицо в ладони:
– Сейчас новое время, но я старомодный человек, любовь моя. Война, мало ли что случится. После свадьбы я изменю завещание. Ты и наши дети будете обеспечены… – он притянул Тони к себе:
– В первую брачную ночь я лично выброшу все средства. Они надежны, – Питер поднял бровь, – не волнуйся. «К и К» строго следит за качеством продукции, – Тони пожалела о потраченных на Харли-стрит деньгах. Питер был очень аккуратен. Жених считал, что подобные вещи являются заботой мужчины, а не женщины.
Девушка потянула к себе шкатулку. Письмо пришло на старый, безопасный ящик, в почтовом отделении на Брук-стрит. Увидев мексиканские марки, Тони совсем не удивилась. Стоя на тротуаре, она смотрела на знакомый почерк. Он писал на испанском языке. Тони отошла к витрине книжного магазина: