Вельяминовы. Время бури. Книга первая
Шрифт:
– Верфь стратегический объект… – Юджиния устроила букет удобнее, – но Лондон не станут бомбить, если до этого времени не бомбили. Весной начнется наступление, во Франции, война завершится победой. Разобьем Германию, освободим Польшу… – она помахала Людвигу и детям. Взглянув на пустынное небо, женщина потянула тяжелую дверь госпиталя.
Лучи утреннего солнца золотили серую воду Северного моря. Дул свежий, резкий восточный ветер, лодка с выключенным мотором покачивалась на волнах. Отсюда берег казался темной полоской. Маленький Джон взял бинокль. Особняк, после прошлой войны,
– Все время ожидаешь, что на горизонте… – Черчилль вытянул палец, – кто-нибудь появится. Как наши берлинские источники называют план? – Черчилль повернулся к Маленькому Джону.
– Операция «Морской Лев», – Джон, всегда, невольно, вытягивался, разговаривая с Черчиллем:
– Однако для успешного форсирования пролива, сэр Уинстон, Гитлеру необходимо достичь преимущества на море и в авиационных силах. Мы подобного не позволим… – вынув изо рта сигару, Черчилль смерил Джона долгим взглядом, с ног до головы:
– Гитлер, конечно, не преминет позвонить, лично тебе, испросить разрешения на десант… – ядовито отозвался сэр Уинстон:
– В общем… – он помолчал, – готовьте людей. Для Британии, на случай атаки, для новой организации, на континенте. Подходящее место… – одобрительно добавил сэр Уинстон, – уединенное. Комнат много, болтать о том, что происходит, некому. Мы должны бороться с Гитлером и за линией фронта… – Черчилль взял цилиндр, с подоконника, – решительными способами, – он, со значением, взглянул на Джона. Герцог почувствовал, что краснеет.
Они боялись, что Бест и Стивенс начнут говорить, но ничего не произошло. Тем не менее, они сменили всех оставшихся резидентов в Голландии, за исключением Звезды. О ней никто не знал, кроме Маленького Джона, и нескольких человек в Адмиралтействе, и Блетчли-парке. Черчилль, неожиданно весело, сказал:
– Вообще она заслуживает медали. Посмотрим, как она себя в Польше проявит… – весной дети Звезды переезжали к ее бывшему мужу. Профессор Кардозо возвращался в Европу, с новой монографией. По слухам, Нобелевский комитет серьезно рассматривал его кандидатуру для присуждения премии, в следующем году. Звезда могла отправиться в оккупированную Польшу, в качестве эмиссара от новой секретной службы, у которой пока не было даже названия. Женщина должна была представлять правительство в изгнании.
Сидя в лодке, Джон вспоминал ее спокойные, голубые глаза. Они гуляли по променаду, в Схевенингене. Иосиф и Шмуэль копошились в белом песке. Светлые волосы Эстер искрились, падая на рыжую лису воротника. Остановившись у деревянных перил, женщина помахала детям:
– Сейчас куплю жареной картошки, милые… – Джон держал фунтик с креветками. Он очистил одну зубами, выплюнув шкурку:
– До Швеции полетишь самолетом, из Амстердама. В Стокгольме тебя ждут наши люди. Они переправят тебя через Балтийское море, на рыбацком судне, и высадят на польском побережье. Паспорт мы тебе сделали… – Эстер кивнула:
– И очень хороший паспорт.
Она стала Магдаленой Качиньской, уроженкой Познани. По легенде, пани Магдалена происходила из смешанной семьи. Мать женщины была немкой, фольксдойче. Происхождение пани Качиньской, по матери Миллер, объясняло знание немецкого языка. Документы позволяли пани Магдалене сблизиться с оккупационными властями.
– Она меня не любит… – повторял Джон, ожидая шума самолета, – не любит, и никогда не полюбит… – в Амстердаме, после Венло, поселившись на безопасной квартире, он ожидал обычного визита Эстер. Не выдержав, Джон позвонил ей из телефона-автомата, в госпиталь.
За обедом в кошерном ресторане, у Эсноги, женщина пожала стройными плечами:
– Как говорят по обе стороны океана, прекрати пинать мертвую лошадь, Джон. Я имею в виду нашу закончившуюся связь… – Эстер отпила кофе, – слезь с этого коня. Он тебя больше никуда не повезет… – она сняла жакет. Джон посмотрел на грудь, под мягкой, шелковой блузкой, на блеск жемчуга, вокруг шеи. Он сжал зубы:
– Хорошо. Если ты считаешь нужным, Эстер. Но я всегда буду помнить, что… – женщина прервала его:
– Я тебе говорила. Я тебя спасла не потому, что я тебя люблю. Это мой долг, Джон… – помолчав, она добавила: «Жаль, что я не убила фон Рабе. Мы еще вспомним о нашей ошибке».
В Венло, немного придя в себя, Джон рассказал Эстер о герре Максимилиане. Женщина поджала губы:
– Я должна была его застрелить. Ты потерял способность отдавать приказы, мне требовалось взять ответственность на себя… – узнав, что фон Рабе выжил, Питер покрутил головой:
– Не мое дело давать советы, Джон, но вы пожалеете. Я бы его убил, не задумываясь, и покойный Мишель тоже. Человечество бы ничего не потеряло, – лазоревые глаза блеснули холодом.
Они примеряли рубашки у портного, на Джермин-стрит. С войной, новые костюмы заказывать было ни к чему. У Питера и Джона имелись серые визитки, для венчания, и фраки, для обеда. Тони не захотела шить платье со шлейфом. Девушка шла к алтарю в простом туалете жемчужного шелка, с маленькой шляпой и кружевной пелериной. Уильяму сшили бархатный костюмчик пажа, цвета голубиного крыла. Церковь и обеденный зал отеля украшали белыми розами, и голубовато-серыми гортензиями. Венчалась сестра в тиаре Холландов. Джон видел кольцо невесты, с крупной, серой жемчужиной, окруженной южноафриканскими бриллиантами.
– К слезам, – подумал герцог, но сразу отогнал эти мысли: «Ерунда».
Пани Качиньская проводила в Польше все лето, а потом возвращалась в Амстердам. Эстер брала отпуск в госпитале.
– Няне я нашла новое место, – деловито сказала Звезда, когда Джон провожал ее домой, из ресторана:
– По решению суда, мальчики, живя с отцом, проводят со мной выходные, раз в месяц. Я договорюсь с адвокатами… – она запнулась, – его адвокатами. Объясню, что уезжаю в Америку, повидать отца, Меира. Я возьму близнецов на несколько выходных подряд, когда вернусь из Польши… – Эстер хотела написать отцу и брату, что едет в Швецию стажироваться в детской больнице.