Вельяминовы. Время бури. Книга вторая
Шрифт:
– Она, все-таки, очень на тетю Ривку похожа… – протянув руку к зажигалке, Эстер услышала вежливый голос: «Позвольте мне, мадам».
Англичане могли посадить на террасу еще одного агента. Увидев женщину, углубившуюся в модный журнал, Макс отмел эту мысль, но проверить не мешало. Эстер прикурила:
– Спасибо, месье. Вы проездом в Венло? – у нее были большие, голубые глаза. Кольца на пальце Макс не заметил:
– Уселась, – недовольно подумал фон Рабе, – теперь начнет бросаться на каждого мужчину. Ей к тридцати, не замужем, Такие дамы, как она, приходят в кафе на подходящих женихов охотиться… – он
– Не француз, – Эстер вытащила черепаховую пудреницу, от мадам Лаудер:
– Джон читал письмо от кузена Теодора. Надеюсь, им удастся уехать в Америку. Мадемуазель Аржан тоже еврейка, из Польши… – в сентябре, с началом войны, Эстер сказала Джону, что свободно говорит на польском языке, и на идиш:
– Просто, чтобы ты знал, – заметила она, – может быть, пригодится.
Она читала рецепты джемов из малины и крыжовника, одним глазом поглядывая в сумочку. Под шелковым, носовым платком, лежал аккуратный, черный пистолет Baby Browning. Эстер, одним пальцем, погладила голову рыси на рукоятке кинжала. Она сама не знала, зачем взяла клинок сюда, в Венло:
– Его девочке надо передать, по традиции. Родится ли у меня девочка? – стрелка больших часов, на стене террасы, подобралась к четырем дня. Два черных мерседеса переехали мост. Англичане поднялись, расплачиваясь. Давешний мужчина, потушив сигарету, взял со стула твидовое пальто. Мерседесы завернули за здание «Бакуса», куда направился Джон, с коллегами. Мужчина исчез, вслед за ними.
– Я его хорошо запомнила, – поняла Эстер, – опишу Джону, когда операция закончится. Конечно, он может быть антифашистом… – из главного зала кафе слышался голос диктора:
– В Германии объявлен траур, по жертвам покушения, на Адольфа Гитлера. В США президент Рузвельт, на следующей неделе, заложит первый камень памятника президенту Джефферсону. Прослушайте результаты футбольных матчей и прогноз погоды… – заиграла музыка.
Два черных мерседеса понеслись обратно, к мосту через Маас. Эстер немного подождала, но никто из англичан в «Бакус» не возвращался. Ее сосед тоже пропал. Эстер прошла к его столику. Машины скрылись на той стороне Мааса, где развевались черно-красные флаги. В пепельнице лежал окурок от Camel. Смотря на реку, Эстер вспомнила поезда с еврейскими детьми, которые они встречали с тетей Юджинией, год назад. Деревья облетели, улица опустела:
– В бьюике никого не окажется, – поняла Эстер, – не зря они на двух машинах приехали. Они взяли подкрепление.
Женщина собрала журналы:
– Он здесь сидел, чтобы проверить, не наблюдают ли англичане за операцией со стороны… – официант появился на террасе. Эстер попросила счет. Оставив десять процентов на чай, сунув бумажку в портмоне, она, спокойно, пошла на стоянку «Бакуса».
Джон очнулся от боли в затылке. В комнате было темно. Поморщившись, он попытался поднять руку. Запястье заломило, послышался лязг металла:
– Наручники… – он лежал на кровати, с поднятыми руками, – я должен был вспомнить, догадаться. Питер мне давал описание. Никакой это не капитан Шеммель. Он следил за Питером, в Берлине. Вальтер Шелленберг, из СД. Но похожих людей много, светловолосых, голубоглазых, неприметных. Я и сам… – Джон не успел ничего сказать так называемому капитану Шеммелю. Когда они с Бестом и Стивенсом, подошли к бьюику, дверь второго мерседеса открылась. Джон успел увидеть людей в штатском, с оружием. Его ударили рукоятью пистолета по голове, он потерял сознание:
– Если Шелленберг участвовал в операции, то и фон Рабе здесь. Питер говорил, что они вместе работают, в иностранном отделе СД… – Джон прислушался. За дверью заскрипели половицы, раздались шаги. Мужской голос усмехнулся:
– В Дюссельдорфе ждет самолет, Вальтер. Вези англичан в Берлин, пусть начинают работать. Врач сказал, что герра Холланда придется оставить здесь, на ночь. Он боится сотрясения мозга… – Макс, в коридоре, прислонился к стене.
Ярко горела электрическая лампочка. Ребята из отделения СД в Дюссельдорфе ждали внизу, в мерседесе. Врач сделал англичанам снотворные уколы. Действия лекарства хватало до Берлина. Они отлично пообедали, с Вальтером, пирогом с беконом и луком-пореем, и свежей рыбой из Мааса. За десертом, вишневым тортом, и кофе, врач спустился в ресторан. По мнению доктора, герра Холланда было пока опасно трогать с места. Оберштурмбанфюрер, недовольно, покачал головой:
– Можно было бы обойтись без ударов, Вальтер… – когда Макс появился на стоянке, Бест и Стивенс, в наручниках, сидели в мерседесе. Мальчишка валялся на асфальте. Светлую, коротко стриженую голову испачкала кровь. Врач, правда, сказал, что ссадина поверхностная. Он выстриг волосы и обработал рану.
Макс попросил Вальтера, на Принц-Альбрехтшрассе, разделить Беста и Стивенса. Он был уверен, что каждый из англичан заговорит, если не будет знать, что происходит с коллегой:
– Мы их как следует, допросим, – пообещал Вальтер, – они признаются в покушении на фюрера, Макс. Арестуем сообщников из Берлина, Мюнхена… – оберштурмбанфюрер намеревался провести ночь в Калденкирхене, и завтра утром сесть за руль. Он хотел препроводить мальчишку в Берлин, и лично заняться его допросами. Макс ожидал, что герр Холланд не станет запираться. Он подозревал, что в Берлине есть группа предателей, работающих на Британию. Макс обещал себе, что непременно выбьет из мальчишки сведения.
– Мы его повесим, в Моабите… – на ступенях пансиона, Макс помахал машинам, направляющимся по восточной дороге, к Дюссельдорфу. Вечер был спокойным, внезапно распогодилось. Над Маасом повисло золотое сияние заката. Ему стало тепло, Макс даже расстегнул пальто. Отсюда виднелись баржи, идущие по реке. Макс, лениво, подумал:
– Мон-Сен-Мартен тоже рядом с Маасом стоит. В следующем году он окажется под нашими пушками. Отто рассказывал, он видел в Амстердаме сестру Виллема. Интересно, где сейчас еще один товарищ барон… – Макс интересовался судьбой Виллема, но после Барселоны бывший соученик пропал:
– Элиза… – оберштурмбанфюрер вспомнил снимок, виденный в Гейдельберге, – Отто говорил, что она хорошенькая. Действительно, милая. Но католичка. Хотя есть лояльные католики. Она бельгийка… – отец с Максом о подобном не заговаривал, но оберштурмбанфюрер знал, что граф Теодор хочет увидеть внуков.
– Генрих не скоро женится, ему всего двадцать четыре… – обогнув пансион, Макс пошел по ухоженной тропинке, к реке. Все вокруг было родным, немецким. Он с удовольствием увидел таблички на скамейках: «Только для арийцев».