Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
– Мне, наверное, не идет, но у невесты такой букет, и я подумала, что… – Мэдисон понял:
– У нее не серые глаза. Странно, я всегда думал, что серые. Они с лиловым отблеском, как чертополох. Она волосы завила, я ее никогда такой не видел… – занимаясь на курсах агентов, мисс Вера коротко стриглась. Сталкиваясь с ней на Набережной, Мэдисон замечал только строгий пучок:
– Правильно подумали, – весело сказал он, – вам очень идет, и это тоже… – он поводил рукой у головы. Мисс Вера помялась:
– Все-таки свадьба. Мы с невестой учились в одном классе,
– Очень хорошо, что вы приехали. Первый танец мой, не забудьте… – мисс Вера бросила взгляд на его килт:
– Я не умею, – она вздохнула, – не умею танцевать, как у вас принято. Я давно не танцевала… – женщина помолчала, – с военных времен… – Мэдисон ответил:
– Я уверен, что вы не забыли шаги вальса… – она действительно не забыла:
– Пришел волынщик, я ее учил нашим танцам… – ветер играл ее распущенными волосами, – она даже выпила немного виски… – на поездку к Лох-Ломонду Мэдисон уговорил ее за гостиничным завтраком:
– Никаких вечерних поездов в Лондон, – сказал он, – нельзя в первый раз приехать в Шотландию и просидеть все время в Глазго. Я возьму напрокат машину, посмотрите на наши озера… – на заднем сиденье остина стоял ее саквояж:
– В пабе сдают комнаты туристам, – вспомнил Мэдисон, – оставь, ерунда. Она достойная женщина. И вообще, посмотри на себя. Ей сорока не исполнилось, а тебе пятьдесят, зачем ты ей нужен… – спустившись к пристани, они обнаружили на двери паба рукописное объявление:
– Сегодня танцы с живой музыкой, соревнования по дартс и лотерея… – мисс Вера хмыкнула:
– Интересно, что за призы… – Мэдисон подмигнул ей:
– Билетики по десять пенсов. Я куплю десять штук, чтобы наверняка… – Вера выиграла тартановый шарф:
– На свадьбе я видела, что у вас так носят… – она приколола шарф к будничному, серому платью, – это цвета какого клана… – Мэдисон ловко открыл доставшуюся им на второй выигрышный билетик бутылку шампанского:
– Дугласов, здешнего клана, равнинного. Я из Маккензи, – он махнул на север, – нас раньше называли дикими горцами. Мой тартан похож на этот, только с зеленой полосой… – мисс Вера заметила:
– Но сюда вы килт не надели, мистер Джеймс… – он щелкнул зажигалкой:
– Не надел, не значит не взял, мисс Вера. Завтра мы побродим по здешним холмам, килт для таких прогулок удобнее всего… – он ощущал лучи солнца на лице, в голове зазвучала волынка:
– В пабе играли нашу музыку. Она не знала слова, но быстро подхватила. У нее хороший слух, она поет Чарли эту песню, как колыбельную. Чарли мы привезли оттуда, с Лох-Ломонда… – Вера сначала не хотела свадьбы:
– Это вас ни к чему не обязывает, мистер Джеймс, – вспомнил он неожиданно твердый голос, – я взрослая женщина, я знала, что может случиться в таких… – она неизвестно зачем пошарила среди папок на рабочем столе, – в таких обстоятельствах. Но я считаю недостойным скрывать этот факт от вас. Такое поведение не красит леди…
Она попыталась подняться. Мэдисон усадил ее на скрипучий канцелярский стул:
– Не факт, – сварливо сказал он, – а наш ребенок, мальчик или девочка. Хватит болтать ерунду, я сейчас напишу объявление в газеты… – Вера зарделась:
– Люди посчитают и поймут… – она все-таки встала. Немедленно заняв стул, Мэдисон усадил ее к себе на колени:
– Пиши ты, тебе удобней… – он кивнул на машинку, – а насчет людей, меня не интересует, кто что себе посчитает… – затрещали клавиши, он поморщился:
– Как там в песне? Я и моя любовь встретимся снова, на прекрасных берегах Лох-Ломонда. Вряд ли теперь получится. Как жалко Веру и малышей… – он не хотел открывать глаза, не хотел видеть лицо Кепки, Наума Эйтингона:
– Русские его не расстреляли. После ареста Берия его сунули в тюрьму, а теперь используют для грязных дел вроде моего похищения… – солнце, светившее в лицо, было мощной лампой:
– Меня пока не били, не пытали. Пытки начнутся позже, если не сработает дрянь, которую они мне ввели. Им надо быть осторожными, не все травмы и следы на теле можно объяснить автомобильной аварией или несчастным случаем. Хотя им, разумеется, наплевать на ноты протеста… – над ухом раздался требовательный голос:
– С кем ты встречался в Нескучном Саду? Быстро говори имя… – Наум Исаакович прислушался. Прикованный к стулу Мэдисон что-то бормотал:
– Он второй час лепечет песенку… – Эйтингон взглянул на хронометр, – он сильный человек и пока сопротивляется лекарству. Но средство Кардозо еще никого не подводило. Он в наручниках, ничего он мне не сделает…
Наум Исаакович кивнул врачу, вызванному на дачу с Лубянки: «Еще дозу».
Набухшие непогодой тучи повисли над улицей Архипова. Выйдя на щербатые ступени главного входа в хоральную синагогу, Павел Левин затянул вокруг шеи кашемировый шарф:
– Теперь солнца не дождешься, – хмыкнул парень, – сначала зарядят дожди, потом пойдет снег. Бабье лето закончилось… – на синагогальной кухне он передал Фаине Яковлевне две пустые, вместительные авоськи и свернутую треугольником записку от Лазаря Абрамовича:
– Записки не разрешают, – ахнула женщина, – реб Лейзер проходил первую экспертизу в институте Сербского. Я помню, что им не позволяли письма… – Павел широко улыбнулся:
– И сейчас не позволяют. Ловкость рук, Фаина Яковлевна… – он подмигнул женщине, – и никакого обмана. Я мог бы пойти в цирковое училище, стать фокусником… – Павел собирался на восточный факультет университета:
– Если Лубянка позволит мне учиться дальше, – мрачно подумал он, – а не запрет меня на зоне, шлепать фальшивые документы, как гестапо сделало с Иваном Ивановичем… – интернатский учитель труда родился в Берлине. До прихода Гитлера к власти он владел часовой мастерской:
– Меня арестовали, как наполовину еврея, – вздохнул преподаватель, – хотя моя мать крестилась до моего рождения. Но нацистам на такое было наплевать… – герра Нолле держали неподалеку от столицы, в концлагере Заксенхаузен. Раз в месяц его вывозили в город, на встречу с женой и детьми: