Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
– Над головой у себя Левин ловил и терял звезды Медведицы… – Наум Исаакович пыхнул сигаретой, – теперь мне разрешат свидание с моими Левиными. Я, как говорится, на коне… – звезды отражались в запыленном крыле невидного опеля послевоенных времен. Эйтингон намеревался добиться полной правдоподобности несчастного случая:
– «Волги» в столице редки, а грузовиком не обеспечишь аккуратный удар… – он хотел, чтобы Чертополоха сразу опознали:
– Когда все случится, – объяснил Наум Исаакович Шелепину по телефону, – сюда явится
– Мы не знаем, что это за М… – Наум Исаакович равнодушно следил за суетой у бетонной ограды, – он не сказал, с кем встречался в Нескучном Саду. Он сдал Пеньковского и нескольких других предателей, но не признался, кому он приносил кофе… – Эйтингон вспомнил задыхающийся, заикающийся голос:
– «Г»… – он недовольно отшвырнул окурок, – от одной буквы, как от «М», толка мало… – охранники хлопотали, пытаясь удержать Чертополоха на ногах:
– Стоять он не может, у него кости переломаны, – усмехнулся Эйтингон, – при автомобильных авариях такое часто случается… – средство Кардозо, введенное британцу, подействовало, но Науму Исааковичу мало было одного Пеньковского:
– Если бы мы ограничились только фармакологией, он бы впал в шок и закончил инфарктом. Пришлось тряхнуть стариной, засучить рукава… – молодежи Эйтингон в таких делах не доверял:
– Если только Саше. Невеста теперь и носа не высунет с Софийской набережной. Впрочем, она и раньше не выбиралась в город. Она не оперативный работник, а аналитик… – о леди Августе Кроу Чертополох тоже рассказал, однако девушка мало интересовала Эйтингона:
– Мы и так знаем, что она прикрывает визит Моцарта и Викинга. Или все-таки есть другой агент… – «Г» мог оказаться Генриком, но в это Наум Исаакович верил мало:
– Надо поднять папки, посмотреть, не проходила ли буква у Стэнли, – решил он, – нельзя оставлять дела незаконченными… – услышав о работе Пеньковского на западные державы, комсомольский вождь хотел немедленно разбудить начальника ГРУ, Серова:
– Избач подождет… – Наум Исаакович пошел к стене, – я объяснил Шелепину, что незачем пороть горячку. Мы поставим Шелепина под наблюдение, никуда он не сбежит. Мы проследим за его связями, убьем двух птиц одним камнем… – Эйтингон с удовлетворением думал о предстоящей отставке и опале избача:
– Но Серова не лишат квартиры или персональной дачи. Тем более, его не арестуют… – он вдохнул кислый запах испражнений и грязи, – ему дадут синекуру и будут доставлять кремлевский паек. Меня же в любой момент могут загнать куда-нибудь за Полярный Круг. Я заключенный, пусть и особого режима… – Эйтингон не хотел испытывать судьбу:
– Главное, чтобы меня оставили в Москве до конца срока. Я не попрошу новых фотографий девочек и Павла. Если я буду здесь, я попытаюсь их найти, и чем быстрее я это сделаю, тем лучше… – Наум Исаакович боялся за детей:
– Комитет мог сделать с ними что угодно. Их могли отправить на опыты, использовать для своих целей, как покойную Иванову или Странницу. Надо отыскать ребятишек, постараться, чтобы они покинули СССР… – он не хотел связываться с проклятым Монахом:
– Он девочкам не отец, он их никогда в жизни не видел, – напомнил себе Наум Исаакович, – и на нем висит вышка за венгерские дела. Если он сюда приедет, его живым из страны не выпустят. Он мне не нужен, я и без него справлюсь… – он не собирался рассказывать девочкам об их настоящем отце:
– Павел тоже ничего не услышит о предателе Юдине, но парень должен знать, что он наследник древнего рода… – Наум Исаакович наклонился над избитым лицом Чертополоха:
– Мистер Мэдисон, – почти ласково сказал он, – признайтесь, что это за «Г», о котором вы говорили. Это имя или звание?
Эйтингон подумал о Журавлеве:
– Генерал. Ерунда, Михаил честный дурак, никто не стал бы его вербовать. О проклятом Волкове я тоже у него спрашивал, но Чертополох ничего не сказал… – Мэдисон плохо слышал Кепку:
– Надо молчать, – велел себе он, – черт с ним, Пеньковским и остальными русскими, но надо молчать о своих… – он отделался именами и описаниями коллег, которые и так, по подозрению Мэдисона, засветились на русских радарах:
– Но надо молчать о миссис Марте, о мистере Волкове, о Генрихе… – Мэдисон понимал, что еще немного, и он не ограничится одной буквой «Г». Он пожалел о скованных наручниками запястьях
– Кепка близко, я мог бы броситься на него. Охранники начали бы стрельбу, все бы завершилось… – охрана никогда бы так не поступила:
– Они не откроют огонь без распоряжения Кепки, а он никогда не отдаст такого приказа. Они собираются разыграть автомобильную аварию, наезд пьяного шофера… – щелкнули замки наручников. Мэдисон услышал добродушный смешок:
– Не хотите говорить, как хотите. Вы свободны, мистер Мэдисон, идите на все четыре стороны… – Эйтингон махнул бойцам, те отступили подальше:
– Важна правдоподобность, – он вернулся за руль машины, – Чертополох хочет жить, он и на переломанных ногах побежит к воротам. Если бы он еще знал, где здесь ворота…
Чертополох действительно пытался подняться на ноги:
Наум Исаакович крикнул бойцам:
– Ребята, отойдите, если не хотите испачкаться в его мозгах… – ударив Мэдисона в спину, опель отбросил тело к стене. Череп разбился о бетон. По серой поверхности потекла кровь:
– Позвоночник у него тоже сломан… – труп выжатой тряпкой лег на взрытый шинами песок, – что поделаешь, авария есть авария… – остановив машину, Эйтингон велел:
– Приберите здесь все и спустите его в подвал… – ему надо было связаться с Шелепиным: