Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Спрячу журнал под матрац, – решила Лаура, – Даниэла, наверняка, никогда такого не видела в своей Польше…
Лаура одевалась скромно, однако отец не жалел денег на ее содержание. Она получила свой банковский счет в Coutts & Co. Через год, после совершеннолетия, банкиры должны были перевести ей трастовый фонд, основанный отцом после ее рождения:
– Папа обещал мне скутер, тоже к совершеннолетию, – весело подумала Лаура, – он… отец Симон, отлично управляется с мотоциклом. Водить я умею… – тетя Марта и дядя Максим сажали детей за руль в двенадцать
– Кармелитки поймут, что я серьезная девушка, и не откажут мне. Даниэла постригается через год… – соседке было двадцать лет:
– Ей засчитали три курса ее университета в Кракове… – Даниэла тоже занималась русским языком, – хотя сейчас ей надо зубрить итальянский и латынь… – Лаура собиралась посвятить себя именно латыни. Профессор в университете Вознесения Святой Девы Марии похвалил ее знания:
– Девушки редко выбирают этот предмет, синьорина, но у вас большие задатки… – он почесал растрепанную, седую шевелюру, – вы сможете изучать историю церкви, как ваш отец, профессор ди Амальфи… – имя Лауры до сих пор открывало многие двери в Риме:
– Мой дед представлял интересы Британии при святом престоле, моя бабушка из аристократической семьи… – остановившись перед кафе, Лаура спрятала журнал на дно сумки, – мне будет легче пробиться на самые верхи Ватикана, оказаться ближе к нему… – она слышала прозвище отца Кардозо:
– О нем говорят, что он станет епископом и кардиналом, – Лаура победно улыбнулась, – а я всегда останусь рядом с ним…
Почти все наряды с фотографий в журнале Лауре не подходили из соображений скромности, однако она отметила по дороге некоторые платья и блузки:
– Отец Симон говорил, что Ева сейчас в городе, пролетом из Африки… – девушка наткнулась на фотографии кузины, снятые на Манхэттене, – такое платье я носить не смогу… – платье едва прикрывало бедра, – но другие мне пойдут. Я бы позвонила ей, но она занята съемками… – тонкий серебряный крестик Лауры лежал поверх глухого ворота ее шелковой блузы:
Лаура заметила на террасе темноволосую голову синьора Ферелли, Микеле:
– Он, кстати, не носит распятие, хотя к мессе он ходит. Его родители занимаются благотворительностью, его отец приближен к курии, такое знакомство может пригодиться…
Родственники отца и его первой жены оказались скучнейшими людьми. На обедах Лаура зевала, подрагивая ноздрями, пытаясь поддерживать беседы о виллах на Сардинии и папских приемах. Дома, в Хэмпстеде, она привыкла к другим разговорам:
– Инге рассказывает о ядерной физике, Сабина о звездах Голливуда, Адель и Генрик говорят о музыке, Аарон и Тиква о театре… – здесь, казалось, никто не слышал имени Беккета, не знал о битлах и не интересовался освоением космоса:
– Они словно живут в прошлом веке, – усмехнулась девушка, – но Микеле не такой…
С сыном адвоката Ферелли она познакомилась тоже на приеме, в унылом палаццо неподалеку от площади Цветов:
– Там вся мебель еще наполеоновских времен,
– Здесь отличный балкон, – заметил парень, – заодно полюбуемся скульптурой Джордано Бруно. Он бы нас не осудил, – подмигнул ей Микеле, – я уверен, что он сам баловался гашишем. В те времена у них больше ничего под рукой не было… – от косячка Лаура отказалась, но телефон парню оставила:
– Он позвонил на третий день, – хмыкнула девушка, – набивает себе цену, как говорится. Ладно, выпью с ним кофе, это меня ни к чему не обязывает…
Оценив свое отражение в зеркальном окне кафе, она взбежала по ступеням террасы.
Ленивая августовская оса жужжала над мраморным столиком, примериваясь к лужице растаявшего фисташкового мороженого. Итальянские триколоры над мощными стенами замка Святого Ангела лениво повисли в полуденной жаре. Коричневый Тибр сверкал под солнцем. На мосту скопилась отчаянно гудящая пробка. Микеле кинул взгляд в сторону реки. Отец велел ему появиться в конторе, на виа Венето, не позднее двух дня:
– В двенадцать я заканчиваю встречу с клиентом, потом обедаю… – Микеле прервал его:
– С другим клиентом. Но у меня дела, я могу опоздать… – отец смерил его недоверчивым взглядом:
– Ты на каникулах, что у тебя за дела… – юноша ловко вывернулся, отговорившись необходимостью посетить магазин туристического снаряжения:
– Ребята приедут с палатками и спальными мешками, – объяснил он отцу, – но я хочу быть уверенным, что у нас найдется запас вещей на случай непредвиденных обстоятельств… – отец любил, когда с ним говорили, как выражался юноша, в приличной манере. Карло Ферелли не терпел американских словечек:
– Итальянский язык прямой наследник латыни, – напыщенно замечал отец, – нельзя забывать, что Италия, колыбель европейской цивилизации… – Микеле преуспевал в латыни, но считал, что надо оставить прошлое прошлому:
– В любом случае, скоро старому миру придет конец, – усмехнулся юноша, – и мы приложим к этому руку… – в разговоре с отцом он добавил, что хочет успеть в магазины до закрытия:
– Пятница короткий день, – объяснил юноша, – не беспокойся, я доберусь до Остии на поезде и сяду на автобус… – отец считал, что в семнадцать лет Микеле рано разъезжать на семейном лимузине:
– Пусть папа торчит в пробке, – хмыкнул он, – весь Рим устремился к морю… – Микеле ехал в Остию только вечером. Через два часа он встречал миланский поезд:
– Я должен ждать гостя в зале прибытия под табло… – он старался справиться с волнением, – с букетом красных роз… – он только знал, что инструктор приезжает из Сирии:
– Его зовут Абу Аммар, он борец за свободу палестинского народа. Он обучит нас взрывному делу и стрельбе… – гость проводил ночь в скромном пансионе неподалеку от вокзала. Группа выходила с виллы в семь утра: