Вена
Шрифт:
Ни на миг не оставляя заботы о государстве, императрица родила 16 детей, всех очень любила и заботилась даже тогда, когда они стали взрослыми. Она стойко пережила смерть шести из них, но после кончины Франца-Стефана оставила танцы и верховую езду, больше не занималась рукоделием, не снимала траурного платья, не музицировала, навсегда погрузившись в печальную вдовью жизнь.
Мария-Терезия положила начало новому централизованному государству, защищенному армией рекрутов, которых по новым правилам призывали на пожизненную службу. Военная обязанность вменялась всем мужчинам, исключая дворян, помещиков, медиков, лиц священного и чиновничьего звания. Тем не менее от службы в армии освобождала замена или назначенная сумма денег. С той поры офицеры обучались в академии Терезианум, получившей название в честь основательницы.
Эрцгерцогиня
Реформы в области юстиции затронули и уголовный, и гражданский кодексы. В частности, на всей территории страны были запрещены пытки, а лишение человека жизни могло свершиться только с личного согласия эрцгерцогини. Наряду с тем, в уголовном праве сохранялись статьи, касавшиеся еретичества и колдовства. Суд назначал преступникам два вида наказаний, которые преследовали цель воспитания (труд) и возмездия (штраф, ссылка, тюремное заключение, смертная казнь) с одновременным устрашением народа.
Отменив основные привилегии для духовенства и знати, Мария-Терезия укрепила государственный бюджет. Ее волей хозяева вновь созданных мануфактур не платили налоги, в течение 10 лет наращивая производство. Дворяне же, напротив, страдали от податей, хотя знали, что целенаправленно собираемые деньги уходят на благие дела, например на создание школьного фонда. Финансовые реформы Марии-Терезии не могли быть одобрены подданными, поскольку заметно ухудшили материальное положение всех слоев населения, от крестьян до высшего дворянства. Бунты по этому поводу вспыхивали не часто, но регулярно, и тогда правительнице приходилось применять силу. Расплата за репутацию строгой монархини пришла позже, в последние годы жизни, когда рядом уже не было понимающего супруга, а детей разбросало по чужим странам и дворам. Введенный незадолго до ее смерти налог на вино, которое при ней относилось к предметам роскоши, повлек за собой волнения сначала в провинции, а затем и в столице. Обида была так велика, что большая часть жителей Вены в знак протеста не пожелала проводить эрцгерцогиню в последний путь.
Иногда Марию-Терезию ошибочно именуют императрицей, которой на самом деле она не являлась, поскольку на коронации Франца-Стефана в 1745 году не надела корону, чем продемонстрировала первенство мужа в государственных делах. С его кончиной эрцгерцогиня разделила власть со старшим сыном Иосифом, также проявившим склонность к реформаторству.
Львы Бельведера и жирафы Шенбрунна
В пору интенсивной застройки Вены Фишер предложил оригинальный проект, согласно которому столицу должны были окружать не примитивные валы, а красивые и надежно укрепленные замки. Каждому из них по доброй традиции надлежало возвышаться на холме и раскрывать из своих окон восхитительный вид на окрестности, будь то город или пригородный ландшафт. По соображениям обороны в плане все они имели форму звезды. Зодчий хотел, чтобы замковые парки террасами спускались с высоты и далее уходили в необозримое пространство, ограниченное лишь фантазией заказчика. Собирательным образом подобных сооружений стал имперский замок Шёнбрунн. Будучи единственной реальностью из того, что задумывалось возвести по плану, он был изображен самим автором на гравюре, позже помещенной в альбом «Историческая архитектура».
Грандиозный замысел так и остался на бумаге. Такая же участь ожидала и конкретный проект Шёнбрунна, в котором заказчик отверг многое из предложенного зодчим, в частности, он не захотел жить на высоте. Новая резиденция расположилась у подошвы горы, а ее вершину занял павильон Глориетта, созданный по эскизам Фишера в 1745 году. Тем не менее идея нового замка была воплощена по иронии судьбы главным соперником придворного мастера Лукасом фон Гильдебрандтом, чей жизненный путь во многом повторял судьбу великого коллеги. Он родился в Генуе, подобно Фишеру, в семье скульптора, отчего в совершенстве владел этим ремеслом. Получив хорошую профессиональную подготовку в Риме, служил армейским инженером у Евгения Савойского, а затем, возможно по рекомендации принца, получил место инженера при дворе.
К моменту получения первого крупного заказа Гильдебрандт успел накопить опыт лишь в церковном строительстве. В поздних его произведениях – дворцах, подобных Бельведеру, Даун-Кински в столице или Мирабель в Зальцбурге – использовались такие характерные приемы, как ритмическое членение фасада и сочетание богатого орнамента со строгой симметричностью.
Дворец Даун-Кински
И то и другое было использовано в Бельведере, который Гильдебрандт создал для Евгения Савойского. Еще при жизни принца эта усадьба в парковой
По замыслу архитектурные формы Бельведера, как и декоративная отделка, подчинялись определенной идее: принц хотел ощущать в доме величие страны и собственную воинскую славу. Гильдебрандт справился с поставленной задачей блестяще. Дворец, построенный с внутренней стороны вала, был обращен фасадом к городу. Задняя его стена отражалась в пруду, а боковая служила оградой двора, где хозяин держал диких зверей. Известно, что в зверинце Бельведера содержались львы и орлы – существа, особенно любимые военными и художниками эпохи барокко. Современному жителю Вены, наверное, трудно представить, как ансамбль, расположенный в самом сердце столицы, мог быть тем, что сегодня называется дачей. Архитектурному шедевру Гильдебрандта свойственно сочетание парадного величия и непринужденной простоты, широкого размаха и доступности человеку. К счастью, почти все, чем пользовался доблестный фельдмаршал, пережило века в неизмененном виде, за исключением зверинца и значительно переделанной оранжереи вблизи одного из дворцов.
Бельведер в окружении крепостных валов. Литография 1850 года
Строительные работы начались в 1700 году с разбивки парка в старофранцузском стиле, то есть с фонтанами, бассейнами, водопадами, крытыми аллеями, лестницами, обилием скульптуры и многочисленными лиственными нишами. Только через 13 лет мастера смогли приступить к возведению дворцов – Нижнего и Верхнего, откуда по плану должна была открываться панорама Вены. Последний строитель ушел из Бельведера в 1723 году и вскоре представшие перед публикой оба дворца вместе с чудесным парком были воспеты в стихах местного поэта Хингерле. Еще через несколько лет художник-график Крейнер посвятил усадьбе серию гравюр.
Верхний Бельведер
В 1736 году принц Евгений умер, не оставив после себя ни детей, ни завещания. В отсутствие прямых наследников имение досталось племяннице, и та, не осознав значения наследства, продала все приглянувшееся европейским монархам. Единственное, что удалось купить австрийскому дому, – библиотека фельдмаршала, составившая немалую часть книжного собрания Хофбурга. После нерадивой племянницы Бельведер перешел в собственность Габсбургов, но и венценосные хозяева, решив устроить резиденцию в Шёнбрунне, едва не довели ансамбль до запустения. Иногда здесь устраивались торжества, из которых особенно запомнилось празднование помолвки австрийской принцессы Марии-Антуанетты и будущего французского короля. В самом конце столетия в Верхний дворец была перевезена часть императорской коллекции живописи. Вскоре после этого картины Бельведера фигурировали в европейском каталоге наряду с художественными произведениями Хофбурга.
Нижний Бельведер – дворец на берегу рукотворного озера
Таким образом, один из дворцов на валу преобразился в музей, очень богатый и к тому же открытый для горожан любого сословия, так же как и парк, ставший публичным немного раньше. В нем жители столицы могли дышать свежим воздухом, отвлечься на время от городской суеты, прогуливаясь по прекрасному саду, к сожалению уже не имевшему зверей. Зато они вольготно жили в Шёнбрунне, где зверинец, созданный с целью разведения животных для королевской охоты, существовал с 1570 года. Не пережив последнего нашествия турок, второй имперский замок возродился заботами Леопольда, затем опять испытал упадок и долго пребывал в забвении, изредка возникая в хрониках как нечто, расположенное в охотничьих угодьях. Мысль о его возрождении с одновременным устройством парка, непременно с вольерами, пришла Францу-Стефану Лотарингскому. Обретя хорошего помощника в лице французского зодчего Жана-Николя Жадо, уже через год император гулял по парковым аллеям, устройство которых явилось заслугой приглашенного из Голландии садовника Адриана ван Стекховена.