Вендетта. День первый
Шрифт:
– Протокол вскрытия уничтожен? – перебил Максим, и генерал-майор ответил утвердительно:
– Конечно. Разве он мог не отдать? С ним провели воспитательную беседу, а потом ликвидировали. На всякий случай убрали и его жену. Вряд ли та что-либо знала, но береженого бог бережет.
– Значит, причин для беспокойства в самом деле нет, – отрезал сын. – Папа, я уже говорил тебе, что нельзя убивать всех и вся. Иногда следует действовать тоньше...
Отметив, что Максим снова назвал его «папой» (значит, буря улеглась), Остоженский-старший возразил:
– Мертвые молчат, а живые могут болтать.
– По-моему, Настя не представляет совершенно никакой опасности, – продолжил Максим. – Так зачем ее ликвидировать? Она же ничего не знает, а если и о чем-то догадывается, то доказать все равно не в состоянии.
– Обещаю, на сей раз все пройдет гладко, – сказал Глеб Романович. – Девчонка умрет быстро, без мучений. Ну, к чему оставлять ее в живых, сынок, лучше...
Максим снова перебил отца:
– Потому что я так хочу, папа. На твоей совести уже ее родители. А то все это больше становится похоже на личную месть Лагодиным! Поэтому я хочу, чтобы ты оставил Настю в покое. Разве ты забыл, что за тобой должок – свадебный подарок Веронике и мне? Жизнь Насти и будет подарком.
– Чем она тебе так дорога? – улыбнулся Остоженский-старший. – Или все еще не забыл, как девчонка вздыхала по тебе и как ты лишил ее девственности? Но ведь, как я понял, там ничего экстраординарного не было. Кстати, она до сих пор, мне показалось, по тебе сохнет.
– Отец, пообещай мне, что не тронешь Настю! – произнес жестко Максим.
И генерал-майор вздохнул. Да, сын умеет настаивать на своем. Парень способный, из него выйдет толк.
– Даю слово офицера, – заявил нехотя Глеб Романович. – Так и быть, пусть Настя Лагодина живет.
– Мальчики, у вас осталось двадцать секунд! – раздался из коридора голос Вероники. – Живо мыть руки и за стол! Ирочка уже разливает харчо!
– Папа, учти, со мной твои фокусы не пройдут. Если узнаю, что ты нарушил свое слово и причинил вред Насте... – бросил напоследок Максим и вышел из кабинета.
Он и сам не мог сказать, почему вступился за девчонку. Странно, но иногда он вспоминал о ней. Отец привык решать все силой, но ведь Максим – представитель нового поколения. К чему реки крови, если все можно решить при помощи денег? Настя совершенно безвредна, поэтому убивать ее нет причин.
Вымыв руки, Максим прошел в столовую, где старательная экономка Ирочка разливала из большой фарфоровой супницы харчо. Максим поцеловал жену и опустился на стул около нее.
Слова Елены Павловны засели в голове у Насти. Свобода... Каким образом? Побег, побег, побег... Но как его осуществить? И что делать в том случае, если все пройдет гладко? Ведь ее будут разыскивать по всему Союзу. К родственникам не обратиться – там ее сразу схватят. Значит, она будет вынуждена жить под чужим именем, скрываться от милиции, постоянно дрожать. Княгиня пообещала помочь с фальшивым паспортом и пропиской в каком-нибудь небольшом городке, но что это даст?
Из колонии пытались бежать несколько раз, но ни разу попытки не увенчались успехом. Настя внимательно рассматривала высоченный забор, увенчанный колючей проволокой, вышки с автоматчиками и слышала собачий лай – у конвоиров имелись тренированные овчарки.
Княгиня предложила несколько планов, но все они были чистой воды самоубийством. Наконец она заявила:
– Хорошо бы тебе снова оказаться в больничке, причем не тут, в зоне, а на воле. Там тебе было бы гораздо легче сделать ноги.
– Я не собираюсь бежать, – сказала девушка.
Елена Павловна удивилась:
– Студентка, да ты чего? Это же твой единственный шанс! Тебя ведь и правда могут убить!
– Ну что ж, значит, мне придется быть начеку двадцать четыре часа в сутки, – ответила Анастасия. – Если даже я и смогу убежать, то что меня ожидает? Ничего хорошего! Остоженскому будет очень просто расправиться со мной, тогда любой постовой может застрелить меня и сказать потом, что я пыталась оказать сопротивление. Да и жизнь в подполье меня не особенно прельщает. А если меня поймают или если попытка не удастся? Сколько я получу в довесок?
– Ну, решать, конечно, тебе, – протянула разочарованно Княгиня. – Хотя... Не исключено, что и я присоединилась бы к тебе, студентка.
За прошедшие дни и недели после того самого важного разговора Настя многое обдумала. То, что произошло с ней раньше, навсегда осталось в прошлом. Но это вовсе не значит, что она забудет все, простит. Какой же наивной она была! Не просто наивной, а непроходимой дурой, идиоткой, дебилкой!
– У меня две возможности, – сказала девушка. – Или попытаться трусливо бежать, избегая столкновения с судьбой, или принять бой. Раньше бы я, конечно, выбрала первый вариант. Но теперь я знаю, что надо остановиться на втором. Просто так я не позволю убить себя!
Княгиня удивленно взглянула на Настю и заметила:
– А ты изменилась, студентка! Может, ты и права. И я тоже не позволю, чтобы с твоей головы хотя бы волос упал!
Настя ложилась спать и просыпалась с одной только мыслью – о свободе. Она попала в тюрьму по своей собственной глупости. И ей повезло, что она осталась в живых. Правильно говорил следователь Воскобойников – надо молчать. Молчи, скрывайся, таи и мысли, и мечты свои...
У Насти было много времени, чтобы восстановить в памяти события последних лет. И пришла к выводу, что сын Остоженского, Максим, использовал ее для своих целей. Вернее, для целей отца. Сначала вскружил ей голову, а потом, когда все было закончено, элементарно бросил. Настя еще не знала, с какой целью Максим с ней сблизился, но уж точно не из-за того, что влюбился в нее. Скорее всего, чтобы иметь доступ к источнику информации – он ведь постоянно выспрашивал ее об отце и его работе. Выходит, она сама косвенным образом причастна к гибели папы...
Осознавать это было горше всего. «Проще всего сейчас сдаться, – размышляла Настя днем и ночью – в пошивочной мастерской, во время уборки территории, в бане, в библиотеке, в бараке. – Сломаться, раскиснуть, сложить лапки. И свернуть ласты, как выражается Елена Павловна. Это будет Остоженскому только на руку – еще одна свидетельница отправится на тот свет».
Настя ожидала удара от любого, ведь каждый, кто находился в колонии, мог работать на мафию. Ну нет, голыми руками ее не возьмут. Она будет сопротивляться до последнего, она просто так не расстанется с жизнью!