Вендиго (сборник)
Шрифт:
Я наблюдала за ходом битвы, стоя неподалеку, кажется, мне одной пришла в голову мысль последовать за мистером Фрином. Все остались на своих местах, только миссис Фрин, всплеснув руками, задела чашку, а Глэдис, как мне помнится, воскликнула, чуть не плача:
— Мама, это от жары, да?
Мистер Фрин-младший, ее отец, сидел безмолвный, бледный как полотно.
Когда я подошла к краю пустоши, стало ясно, что именно влекло меня туда. На другом ее краю, среди серебристых берез, стоял малыш Джейми. Он наблюдал. Из-за него я пережила один из самых ужасных моментов в своей жизни — мгновенный, беспричинный и
Казалось, я наблюдала за столкновением вселенских сил, причем ужасное действо происходило на пространстве не более квадратного фута. Думаю, мистер Фрин догадывался, что, если кто-нибудь займет его место, он будет спасен, и инстинктивно выбрал самую легкую добычу из всех возможных — увидев Джейми, он громко позвал его:
— Джеймс, мальчик мой, подойди сюда!
Голос звучал глухо и безжизненно, подобное ощущение вызывает сухой щелчок при осечке ружья вместо ожидаемого выстрела. Это была мольба. И с удивлением я вдруг услышала свой собственный голос — повелительный и сильный, он принадлежал, несомненно, мне, хотя до меня только сейчас стало доходить, что с моих уст срываются эти слова:
— Не ходи, Джейми. Стой, где стоишь.
Но Джейми, этот мальчишка, не послушался ни одного из нас. Подойдя к самому краю пустоши, он остановился — и засмеялся! Я слышат этотсмех, но готова была поклясться, что смеялся не мальчик, а голая, жаждущая жертвы земля…
Мистер Фрин повернулся, воздев руки. Его холодное, жесткое лицо, раздаваясь в стороны, делалось все шире, щеки обвисли. То же самое происходило со всем его телом, вытянувшимся под действием каких-то невидимых вихрей. Лицо его на мгновение напомнило мне игрушки из каучука, которые так любят растягивать дети, — оно стало поистине «грома-а-адным». Но это было лишь внешнее впечатление, на самом же деле я поняла совершенно ясно: жизненные силы, вся жизнь, которую этот человек годами получал от других людей, сейчас уходили от него, превращаясь в нечто иное…
Вдруг мистер Фрин пошатнулся, быстро и неуклюже шагнул вперед, на эту голую землю, и тяжело рухнул ничком. Глаза упавшего мертвенно поблекли, а то выражение, которое застыло на его лице, можно было охарактеризовать лишь одним словом — крах. Он выглядел совершенно уничтоженным. Мне послышатся звук — неужели Джейми? — но на сей раз это был не смех, а что-то похожее на глоток, глубокий и жадный, шедший из глубины земли. Мне снова привиделся табун маленьких черных коней, уносящихся галопом в земную бездну — они погружались все глубже, а топот их копыт становился все слабее и слабее. Моих ноздрей коснулся резкий запах сырой земли…
Когда я пришла в себя, мистер Фрин-младший приподнимал голову брата, который упал из-за жары на газон рядом с чайным столом. А Джейми, как мне потом удалось узнать, все это время проспал в своей кроватке наверху, измученный плачем и беспричинной тревогой. Глэдис бежала к столу с холодной водой, губкой, полотенцем и бутылкой бренди.
— Мама, это случилось от жары, да?
Ответа миссис Фрин я не расслышала. Судя по ее лицу, она сама была близка к обмороку. Подошел дворецкий, и бесчувственного
У меня до сих пор не укладывается в голове: как же так, ведь все остальные видели то же самое, что и я, однако никто так и не обмолвился об этом ни словом. И это, возможно, самое ужасное во всей этой истории.
С того дня я едва ли слышала упоминание о мистере Фрине-старшем. Казалось, он вдруг куда-то исчез. Газеты перестали писать о нем, его бурная общественная деятельность, очевидно, прекратилась. Так или иначе, в последующие годы этот человек не достиг ничего, достойного публичного упоминания. Хотя, возможно, покинув дом миссис Фрин, я лишилась возможности слышать о нем.
Судьба же пустого клочка земли в последующие годы оказалась совершенно иной. Насколько мне известно, садовники не делали ничего для того, чтобы провести туда воду или насыпать другой земли, но еще до моего ухода, случившегося на следующее лето, это место превратилось в густые буйные заросли сорных трав и ползучих растений — мощных, полных сил и жизненных соков.
Безумие
— Но что мне кажется действительно странным и даже трагичным, так это их необъяснимая покорность, ведь они даже не пытаются сопротивляться, — воскликнул Лидалл, неожиданно вступая в беседу. Всех поразило напряжение и какой-то болезненный надрыв в его голосе, от щемящих ноток которого присутствующим дамам стало немного не по себе. — Говорят, они так легко смиряются, потому… потому…
Он запнулся и смущенно отвел глаза. Элегантно одетая дама, давно пытавшаяся вставить слово, воспользовалась представившейся возможностью и попробовала возразить.
— Да будет вам, — несколько принужденно засмеялась она, — я не раз слышала, что больных насильно втискивают в смирительные рубашки. Вот уж не думаю, что в них наряжаются, как на бал. — И, надменно взглянув на Лидалла, чьи несветские манеры ее явно шокировали, добавила: — Не в человеческой природе, я имею в виду здоровую человеческую природу, поддаваться насилию, не так ли?
Однако ее почему-то никто не поддержал.
— Разумеется, вы правы, мистер Лидалл, — произнес кто-то, вежливо кашлянул?.
Это подал голос маленький господин, сидевший в углу и до этого не произнесший ни единого слова, а молчание, как известно, считается признаком мудрости, однако на него никто не обратил внимания, так как гости клуба «Довер-стрит», пившие чай в гостиной, были заинтригованы неоконченной фразой Лидалла.
— Вы остановились на «потому», мистер Лидалл, — деликатно подсказал маленький господин из своего темного угла.
— Да, да, потому… потому что человек в таком состоянии не… не совсем безумен, — неуверенно продолжат Лидалл. — Действительно, невольно возникает впечатление, будто он до известной степени остается вполне вменяемым и, внимательно наблюдая за происходящим, с радостью принимает защиту от самого себя. Выглядит все это невероятно трогательно. И… и все же… — он снова запнулся, — мне кажется, есть что-то страшное в той противоестественной покорности, с которой эти несчастные позволяют надеть на себя смирительную рубашку, наручники или что там еще на них в таких случаях надевают…