Вендия 1. Город у священной реки
Шрифт:
— Вы тоже так считаете? — спросил Конан.
Телида добилась своего. Если с утра киммериец был готов уверовать, лишь бы ему привели хоть минимальные доказательства, что это все хайборийские во главе с Митрой запутали сознание Хамара, то теперь не без основания подозревал, что будущие речи Сатти покажутся ему дешевыми побасенками.
— Не совсем, — признался тысяцкий. — Слишком уж разнятся толкования, но среди тантриков это учение достаточно популярно и имеет под собой хорошую базу. Они сотни лет накапливали знания и теперь, обобщая этот опыт, могут выносить близкие к истинным
— Не поскупились на комплименты, — усмехнулся киммериец.
— Это как посмотреть, — ответил вендиец, почесывая бороду. — Для человека моей профессии качества необходимые. Было бы интересно послушать, что они сказали бы о вас. Думаю, что-нибудь про волю, твердость характера и живой ум. Во всяком случаев, из слов Телиды о вас можно сделать именно такой вывод.
— Сатти, может, как-нибудь в другой раз обсудим тантриков и мою внешность? — попросил Конан. — Время уже позднее, у меня еще много дел в казарме…
— Я понимаю, — кивнул вендиец. — Иногда я увлекаюсь, простите, пожалуйста. Но, говоря по правде, я думал, что раньше полночи мы отсюда не выберемся. Вы бы увидели тех созданий, что днем прячутся от человеческих глаз.
— Итак…, — напомнил киммериец об обещании отставить в сторону отвлеченные темы.
— Телида что-нибудь рассказывала вам о моих догадках?
— Ничего конкретного. Лишь упомянула об их оригинальности и о расхождениях с официальными выводами.
— Так оно и есть, — сказал кшатрий. — Но я даже не знаю, с чего начать…
— Вы верите в виновность Хамара? — задал Конан свой главный вопрос. — Он понес заслуженное наказание?
— Я считаю, что действия вашего солдата, сотник, были вполне осознанными. Он убил если не всех этих людей, то многих. При этом Хамар желал их смерти. Но здесь есть одна загвоздка. Сам-то он полагал себя невиновным и верил в истинность своих показаний. Мне кажется, что некто сумел разделить его личность на две половинки, каждая из которых была способна совершать самостоятельные действия.
— Но маги, присутствовавшие на процессе, не нашли никаких следов воздействия на сознание Хамара.
— Обмануть их ничего не стоило! Я знаю по меньшей мере четверых людей в столице, любой из которых смог бы подчинить себе вашего солдата, оставшись при этом незамеченным. Тем не менее мне кажется, что колдовство здесь ни при чем.
— Что же тогда?
— Конан, у Хамара были основания не любить Вендию или вендийцев? Какие-то давние воспоминания?
Киммериец задумался, рассказывать ли кшатрию о второй личности Хамара, о воре Зархебе. Пока Сатти говорил довольно складно и, что самое важное, в унисон дневным мыслям Конана, но какие имелись основания доверять этому человеку? Кшатрий был другом Телиды, в отношении которой сотник так и не смог избавиться от подозрений. Однако без риска шансов продвинуться вперед не было.
— Много лет назад он убил знатного вендийца, — сказал Конан. — За ним устроили настоящую охоту, но ему удалось уйти и затаиться. Он сменил имя и начал новую жизнь. Но в Вендию он попал совершенно случайно.
— Случайно? — перебил киммерийца Сатти. — Вы уверены?
Глава 8.
За два дня до похода в Вендию. Аграпур, казармы.
Десятников в новую сотню Конана киммериец и Илдиз отобрали еще вчера. Царь немало удивил северянина тем, что знал многих из перечисленных сотником людей. Так что правитель Турана принимал активное участие в обсуждении кандидатур, но право окончательного выбора оставил за киммерийцем. Впрочем, Конан им не злоупотреблял и старался прислушиваться к мнению царя.
В итоге удалось найти десять человек, которые и Туран бы в глазах иноземцев не посрамили, и за товарищей бы горой стояли.
Через три колокола после встречи с царем все избранные десятники явились к Конану для получения распоряжений, касающихся подготовки к походу. На обсуждение деталей, существенных и не очень, ушло целых четыре колокола, и прощались с киммерийцем его новые подчиненные уже далеко за полночь. Набирать солдат в свои десятки Конан поручил им самостоятельно.
Этим людям он верил.
Первого из десятников звали Хасан. Это был старый вояка, повидавший на своем веку не одно сражение. В последнее время он занимался тем, что руководил борьбой с разбойничьими шайками на полуденной оконечности Турана. Но месяц назад умудрился насмерть рассориться с одним из тамошних тысяцких. В результате был в который уже раз понижен до десятника и переведен на службу в Аграпур. Главным недостатком Хасана считался именно его тяжелый характер. Если бы не это, быть бы ему, несмотря на незнатное происхождение, одним из военачальников.
Вторым человеком, на чьей кандидатуре сошлись Конан и Илдиз, был выходец из Самарры по имени Ясир. Большую часть своей жизни он посвятил тому, что служил наемным охранником при караванах либо сопровождал богатых и знатных людей, совершавших длительные путешествия. Что заставило его оставить прежнюю профессию, неизвестно, но год назад он поступил на службу в армию Турана и к настоящему времени успел дослужиться до десятника. Конан много слышал о Ясире, хоть лично и не был с ним знаком, и решил, что опыт самаррца пригодится в дальнем путешествии.
Третий десятник свое первое повышение получил одновременно с Конаном. Этому человеку киммериец доверял больше всего, хотя ему лишь недавно исполнилось двадцать. Звали его Джан. Смысл своей жизни он видел в служении царю и Турану. Еще Джан был невероятно религиозен и строго соблюдал все заповеди, ниспосланные Эрликом через его пророка Тарима. Того же он требовал и от своих солдат. Его за это недолюбливали.
Четвертым был друг детства Джана – Артан. Он был не в пример мягче своего младшего товарища, голос повышал лишь в исключительных случаях. Несмотря на это, авторитет его среди подчиненных был невероятно высок. Артан никогда не ленился лично разбираться с проблемами своих солдат и вообще стоял за них горой. Единственной его явной отрицательной чертой киммериец полагал стремление Артана угнаться за Джаном в его умении обращаться с оружием и обхаживать приглянувшихся девиц.