Вендия 1. Город у священной реки
Шрифт:
Про скопление народа Халил не соврал. Еще задолго до дворца сотнику и его товарищу стали попадаться группы людей, оживленно что-то обсуждающих и указывающих при этом на полночь. Чем ближе к дворцу, тем больше было вокруг любопытствующих представителей низших каст. Вообще подобное поведение вендийцев представлялось Конану весьма необычным. Смерть здесь почиталась за явление вполне заурядное и нездорового интереса не вызывала. Те же прилюдные казни, столь популярные в остальных частях Хайбории, в Вендии практически не проводились.
— Первый
— Послушать бы, о чем говорят, — мечтательно произнес Конан. До него долетали лишь бессмысленные обрывки фраз.
— Можно подойти и спросить, — на всякий случай предложил молодой туранец.
— Ничего дельного они нам не скажут, — разочаровал его сотник. — Их не смерть брамина взволновала, а возможная ее связь с культом одного из богов. А на эту тему они не станут откровенничать с представителями не своей касты, а уж тем более с чужаками.
— Быстро ты со здешними нравами освоился, сотник.
— Ты тоже время не теряешь. Ребята все больше в веселые дома ходят, а ты уже постоянную любовницу завел. Хорошенькая?
— Мне нравится, — расплывчато ответил Халил.
Конан первый раз после игры в кости улыбнулся.
В квартале, где жил покойный брамин, чтобы продвинуться дальше, воинам Илдиза приходилось чуть ли не протискиваться сквозь толпу. Настроение у вендийцев, как разобрал Конан, было мрачное. Не было видно ни одной злорадной ухмылки, никто не спешил порадоваться чужому несчастью. Непривычных к Вендии Конана и Халила это и настораживало, и пугало.
На подходах к дворцу цепочкой выстроились кшатрии, принадлежащие к страже повелителя и подчиненные непосредственно ему, а не радже Нараину, властителю Айодхьи. Одно это могло стать предметом для пересудов. Стражей повелителя привлекали к расследованию только в тех случаях, когда затронутыми оказывались интересы всего вендийского государства.
Конан при виде кшатриев неодобрительно поморщился.
Среди городской стражи у него имелось несколько знакомых, которые могли поделиться с ним обстоятельствами дела и поспособствовать проникновению внутрь дворца. Шансов же договориться с этими молодчиками было значительно меньше. Стражи повелителя слыли людьми суровыми, что приказа ни при каких обстоятельствах не нарушат. Они, к слову сказать, даже в такую жару, как сейчас, кольчуг не снимали.
Но киммериец всё-таки решил совершить попытку наладить с кшатриями отношения. Он быстро определил среди них десятника и направился к нему. Халил молча следовал за своим командиром.
— Мое имя – Конан, — обратился киммериец к стражу. — Я сотник туранской армии. Царем Илдизом мне было поручено следить за безопасностью посла, его помощников и прочих подданных Турана в вашей стране.
Северянин протянул кшатрию копию указа Илдиза, в котором говорилось о полномочиях сотника Конана, заверенную царской печатью.
— Что вам угодно, сотник? – холодно поинтересовался вендиец, возвращая Конану пергамент.
— Меня интересует, что произошло в доме уважаемого
— Никак. Это дело касается исключительно Вендии.
— Я должен верить вам на слово?
Конан начинал злиться. Ему не нравился тон, с которым с ним беседовал кшатрий.
— Скажите спасибо, сотник, что довольствуетесь этим. Я бы мог вообще вам ничего не говорить. Ваш указ для меня – пустой звук. Исходи он от повелителя или хотя бы от Раджи Нараина, я бы уделил вам время. На царя Илдиза же мне плевать!
Еще слово, и киммериец бы начал драку. На свое счастье, вендиец закончил поносить туранского правителя.
Но не все оказались столь снисходительны к резким словам кшатрия, как Конан.
— Как ваше имя, воин? — резко обратился к десятнику Шеймасаи, подошедший со стороны дворца.
Страж развернулся к нему, чтобы понять, с кем на этот раз предстоит выяснять отношения. Судя по озлобленному выражению лица, он сумел различить у говорившего туранский акцент.
— Имя, собака! — рявкнул на вендийца Шеймасаи, недовольный образовавшейся паузой. — Я ведь всё равно узнаю, и тогда твое наказание будет вдвое или втрое строже.
— Да кто ты такой? — возмутился кшатрий.
Он не узнал посла, и это было большой ошибкой. У того, в отличие от киммерийца, имелись все основания для пребывания во дворце брамина, и он вполне мог потребовать от человека, непочтительно высказавшегося относительно персоны царя Илдиза, чтобы тот назвал свое имя.
Вместо ответа Шеймасаи отвесил кшатрию увесистую пощечину.
Тот уже собирался дать сдачи наглецу, как заметил своего сотника, направляющегося в его сторону.
— Что здесь происходит? — спросил подошедший кшатрий.
Первым среагировал Шеймасаи, хотя десятник тоже собирался ответить.
— Этот ублюдок поносил повелителя Турана, — выпалил посол. — А до этого отказался пускать во дворец человека, прибывшего сюда по моему личному повелению.
При этих словах Шеймасаи указал на Конана.
Киммериец такого подарка судьбы не ожидал. Он был готов предположить, что посол, заметив его в окрестностях дворца, велит ему немедленно убираться в казармы. Но Шеймасаи, похоже, столь сильно разозлился на вендийского десятника, что не упустил случая ввернуть ему еще одно обвинение.
— Он будет наказан, – коротко ответил сотник.
Такой подход пришелся Конану по душе. Вендиец не стал раздувать скандал и выслушивать взаимные обвинения туранского посла и десятника.
— Я проверю! — пообещал Шеймасаи.
— Разумеется, — все так же спокойно ответил сотник. — Пусть ваш человек проходит. Десятник, пропустите его.
Имени подчиненного вендиец так и не назвал. Похоже, надеялся защитить от гнева посла.
Киммериец шепнул Халилу, чтобы тот оставался на месте и, по возможности, слушал разговоры и оценивал обстановку, а сам прошел мимо расступившихся стражей к воротам дворца, где его ожидал Шеймасаи.