Венец королевы
Шрифт:
— Нет.
Бэрридж догадался, о чем подумал Трэверс, он был совершенно уверен, что тот никогда этого не спросит.
— Знаете, Гордон, — сказал он, попыхивая сигарой, — он мог бы показать вам ваш портрет.
Глава VII
Войдя в конюшню, Трэверс обнаружил, что стойло Халлы пусто, а оба конюха на месте.
— Кто на ней уехал? Кейн?
— Нет, сэр, Халлу взял мистер Картмел.
— Вы дали ему сесть на эту бешеную тварь?! Он же не умеет ездить!
— Сэр, он сам ее выбрал, — ответил конюх. — Я ему говорил,
Трэверс вскочил на рослого вороного жеребца.
— Куда он поехал? — спросил он сквозь зубы, вырывая поводья из рук конюха.
— К озеру, сэр, по розовой аллее.
От сильного удара хлыстом не привыкший к подобному обращению жеребец встал на дыбы. Трэверс ударил снова — захрапев, конь стрелой помчался по аллее.
— Красиво скачет, — сказал подошедший вместе с Кейном Бэрридж, любуясь распластавшейся в стремительном беге лошадью.
— Сэр Трэверс догоняет мистера Картмела, который уехал на Халле, — пояснил перепуганный конюх.
— На Халле? — крикнул Кейн. — Какой идиот дал ему Халлу?!
Он одним прыжком взлетел в седло приготовленной для него лошади (все они собирались на верховую прогулку) и помчался за уже исчезнувшим в конце аллеи Трэ-версом. Бэрридж держался в седле значительно хуже и, решив, что такие гонки не для него, остался на месте.
— Почему они всполошились из-за того, что Картмел сел на Халлу?
— Халла очень капризна, сэр, иногда начинает беситься ни с того ни с сего. Я предупредил мистера Картмела, но он уперся и все тут. На вид-то Халла смирная. И красивая, серая в яблоках, наверное, этим она ему и приглянулась. Не мог же я не дать ему лошадь, — оправдывался конюх.
Бэрридж вышагивал взад-вперед возле конюшни. Вынужденное бездействие тяготило его, и он уже решил было поехать тоже, когда на аллее наконец показался всадник на вороном коне. Жеребец тяжело поводил боками. Трэверс как-то неловко соскочил на землю, бросил поводья подбежавшему конюху и поморщился.
— Эта тварь задела мне руку копытом, — сказал он Бэрриджу.
— А Джек?
— Отделался легким испугом и синяками. Если вы рассчитывали заполучить кого-нибудь из нас себе в пациенты, вас ждет разочарование, — пошутил Трэверс. — Нам вполне хватит помощи мистера Уэйна.
В субботу вечером Кейн по дороге в город заехал в клинику к Бэрриджу, чтобы взять новый медицинский справочник для доктора Уэйна.
— Как у Гордона с рукой? — спросил Бэрридж.
— Мистер Уэйн сказал, что опасаться нечего. С рукой у сэра Трэверса все в порядке…
— Кейн, вы говорите похоронным тоном, и вид у вас мрачный. Что случилось?
— У нас творится нечто странное, — угрюмо сказал Кейн. — Картмел совершенно рехнулся, в него будто бес вселился. Весь вечер после истории с Халлой он был нем как рыба, а на следующий день с утра стал непрерывно хамить всем подряд, особенно сэру Трэверсу. И это после того как тот спас его! Без сэра Трэверса Халла затоптала б его, если не насмерть, то уж изувечила бы точно. Она его, конечно, сбросила. Я видел: он лежал на земле прямо под передними копытами вставшей на дыбы лошади. Его спасло лишь вмешательство сэра Трэверса.
— Вы не преувеличиваете? Может быть, все дело в том, что Джек недостаточно хорошо воспитан?
— Судите сами. Сегодня утром к нам зашел мистер Харт. Мисс Алиса была в светло-зеленом платье, и мистер Харт сказал, что оно ей очень к лицу. Вдруг Картмел громко заявил, что такой цвет любое женское лицо делает похожим на недозрелое яблоко. Это было очень грубо и очень глупо. Сэр Трэверс, желая обратить все в шутку, сказал, что у Джекам плохой вкус и он ничего не смыслит ни в цветах, ни в женщинах. На это Картмел ответил, что вряд ли представители рода Трэверсов имеют основания считать, что сами хорошо разбираются в женщинах. Это было явным оскорблением. Раз он так сказал, значит, он знает о разводе сэра Трэверса и о неудачном втором браке его отца. Сэр Трэверс даже опешил от такого нахальства. Тут вмешался доктор и с помощью мистера Харта кое-как это уладил. Доктор любит мир в доме… Если бы не он, сэр Трэверс, по-моему, выгнал бы Картмела. Парень сделался совершенно невыносимым, такого от него не ожидал даже я, хотя мне он с самого начала не нравился.
— Да? Почему же он не нравился вам с самого начала?
— Как вам сказать… У меня иногда возникает ощущение, что он какой-то не настоящий.
— Играет роль?
— Не совсем. Вернее, не всегда. По-моему, кое-что он делает в расчете на сэра Трэверса, чтобы произвести на него хорошее впечатление.
— Вы считаете это предосудительным? Он же находится у него на службе и живет в его доме.
— Да, конечно, но это не совсем то, о чем вы думаете. Мне трудно объяснить…
— Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Вы считаете, что он, как говорится, втирается в доверие?
— Кто его знает… Иногда на него будто что-то находит, и тогда он становится совсем другим. Как дикий волчонок.
— Делается грубым?
— Нет. Угрюмым и неразговорчивым, старается уйти куда-нибудь. Но такого, как сейчас, раньше не было.
— Вы наблюдательны.
Кейн улыбнулся, сразу став похожим на очаровательного пирата. Когда он держался на сугубо официальных позициях, то производил впечатление хорошо вымуштрованного и отлично знающего свое место секретаря, у которого собственное «я» запрятано так глубоко, что внешне никак не проявляется. Однако в доме Трэверса такая официальность от него не требовалась. Однажды Бэрридж в разговоре с Трэверсом сказал про Кейна, что он прекрасный работник и назвать его идеальным секретарем мешает лишь одно обстоятельство: иногда у него в глазах бегают чертики. Сначала при Бэрридже Кейн загонял своих чертиков в глубину, но потом почувствовал, что это необязательно.
— A мистер Барнет считает, что у меня склероз и вообще ослабление умственных способностей. Вчера за ужином он с присущей ему деликатностью так прямо и сказал. Сказал, что мне надо лечиться, пока не поздно, хотя, скорее всего, я уже опоздал. Настоятельно советовал не портить зрение и перестать читать, чтобы сберечь здоровье, а вернее, то немногое, что от него осталось.
— Кейн, вы опять положили какую-нибудь книгу в неподобающее место?
— Что вы, мистер Бэрридж! Я всего лишь взял в свою комнату рукопись, сказал Кейн, и его чертики неистово запрыгали.