Венец рабов
Шрифт:
Так что продемонстрировать силу он мог, что и подтвердил звук рвущейся ткани.
– Ох. Вот так будет лучше. Позвольте мне начать ответ, капитан, с указания на то, что вы перефразируете - вообще-то недурно, как ни верти - аргументы, которые приводит Ютта в своей работе "Барьеры, необходимые для прогресса". Очень умно с вашей стороны. В целом замечательная книга, даже с учётом того, что Ангелине по моему мнению слишком уж не хватает гибкости. Однако позвольте мне заметить, что эти барьеры - я предпочитаю определять их как "пределы" или "рамки" - сами по себе являются продуктом социальной инженерии. В полной мере это относится и к программе, которую так превозносит Ютта… нигде не упоминая
– куда ни посмотри, если они могли приложить свою руку, то делали это. Пытались, вынужден уточнить, поскольку, как и следовало ожидать, где-то половина их построений обрушились в течение жизни нескольких поколений. К примеру, официальное разрешение рабовладения.
К этому времени вокруг них, что было естественно, образовалась большая толпа. В этой толпе, что также было естественно, нашёлся свой неизбежный всезнайка.
– Быть того не может, - нахмурившись, решительно заявил этот человек.
– Я знаю древнюю историю, так вот, Соединенные Штаты - вы же говорите о Соединенных Штатах Америки, да?
– возникли задолго до генетического рабства.
– Он почти насмехался.
– И даже задолго то того, как люди впервые услышали о ДНК. Шайка дикарей.
Дю Гавел на мгновение зажмурился. "Боже, дай мне силы пережить общение с дураками".
Увы, он был атеистом.
– Разве я что-то говорил о генетическом рабстве? Рабство существовало с самой зари цивилизации, ты…
По счастью, какая-то женщина перебила его раньше, чем он успел начать вызывать недовольство толпы.
– Но… на каком основании?
Дю Гавел удивлённо воззрился на неё.
– Я хотела сказать, - активно продолжила та, - что они, конечно же, не могли просто обращать в рабство всех подряд. Для этого должно было иметься хоть какое-то генетическое обоснование.
Дю Гавел наконец-то её узнал. Сьюзен - или Сюзанна, он не мог вспомнить - Зекич. Один из региональных лидеров либеральной партии, ранее вертевшаяся вокруг графини Нового Киева, а в последнее время тяготеющая к Кэти Монтень. Не из-за каких-то принципов, а потому, что, похоже, имела талант чувствовать, куда ветер дует.
Кэти с ней была вежлива, даже любезна. Долгие годы изгнания по крайней мере научили Кэти идти на тактические компромиссы. Даже если в приватных разговорах она и называла её "эта шлюха Зекич".
Веб Дю Гавел тяжко вздохнул. Он не испытывал любви к дуракам, вроде того жалкого тупицы, который высокомерно просветил его насчет того, что рабство не могло появиться раньше генетики. Но он знал разницу - знал всегда, ещё со времен рабских бараков - между раздражающим болваном и врагом.
Эта женщина была врагом, а не просто дурой. Может не сегодня, но в будущем точно. Она принадлежала к тем "широко мыслящим прогрессистам", которые осуждали генетическое рабство как таковое, однако сами разделяли все предрассудки относительно рабов. И которые, увидев в один прекрасный день разбивающих свои цепи и клетки восставших рабов, принялись бы истерично требовать наведения порядка в зоопарке.
– Конечно же, - произнёс он с легкой улыбкой, - конечно же, мэм, у них были основания. Заметьте, рабство - древний социальный институт, возникший задолго до эпохи, о которой я говорю, и которая всего на несколько веков предшествует Расселению. Первоначально рабство не имело никакой связи с различием в геноме. Однако в рассматриваемое нами время люди уже основывали систему рабовладения на генетике, как они её понимали. Ключевой концепцией в то время являлось понятие "расы".
Многие в толпе - явно из тех, кто немного разбирался в генетике или истории - задумчиво насупились, несомненно пытаясь понять, как такое неопределенное этнологическое понятие как "раса" может быть связано с политической системой. Однако большинство окружающих просто выглядели озадаченными.
– Вам следует помнить, - пояснил Дю Гавел, - что это было задолго до Расселения. До него оставалось ещё несколько веков. В то время генетические вариации в пределах человеческой расы были не только относительно просты, но ещё и в значительной степени аллотропны. Давно сформировавшиеся генетические пулы, основная часть которых характеризовалась несколькими простыми и легко различимыми физическими отличиями, только недавно вступили в регулярный тесный контакт друг с другом. В результате те из них, которые объединяла недавняя мутация, вызывавшая альбинизм и ещё несколько других внешних особенностей, оказались в то время доминирующей "расой", начавшей порабощение остальных. Особенно одной из них. Генетической вариации, обосновавшейся в то время в Африке. "Чёрных" людей, как их тогда называли. Согласно постулатам генетической псевдонауки того времени, они считались особенно приспособленными к рабскому существованию. Эти постулаты, если отбросить суеверную бессмыслицу, основывались всего лишь на том, что эти люди имели тёмную кожу, что в сочетании с…
Дю Гавел продолжил общее краткое описание фенотипа африканцев того времени. К тому времени, когда он завершил, лица большинства присутствующих отличались довольно напряжённым выражением. Даже Зекич отступила от него на шаг, словно пытаясь дистанцироваться от внезапно оказавшегося среди них цареубийцы.
Ну, "цареубийца" всё-таки было не тем словом. Дю Гавел попытался покопаться в своей основательно забытой латыни. Хм. Какое бы слово подходило для описания человека, предлагающего порабощение королевской фамилии?
Оверстейген же выслушал всю импровизированную лекцию улыбаясь всё шире и не выказывая ни малейших признаков замешательства. Капитан явно был разносторонней личностью, пришел к выводу Дю Гавел. Слишком многие интересующиеся политической теорией люди совершенно не питали должного интереса к историческим корням этой теории, особенно, если они лежали в такой древности как земные варварские, доиндустриальные социальные институты времён до Расселения. Оверстейген явно ими интересовался. Поскольку его лицо, в отличие от лиц большинства присутствующих, выражало только чистое искреннее веселье.
– Занятно!
– воскликнул он.
– Хотел бы я видеть, как вы обсуждаете этот вопрос с Елизаветой!
– Оверстейген, улыбаясь, покачал головой.
– Насколько я припоминаю, она действительно дала вам аудиенцию. Два дня тому назад, если не ошибаюсь, и довольно продолжительную, если репортёры не наврали. Конечно же, обсуждаемый вопрос должен был бы всплыть на ней.
Вид большинства присутствующих стал ещё более страдальческим. Некоторые из них даже принялись буравить Оверстейгена взглядами. Дю Гавел нашёл это интересным, но не удивительным. Несмотря на обычное для них шумное публичное осуждение королевы, даже члены Либеральной партии разделяли общие воззрения большинства мантикорцев. Их разделяли даже члены левого крыла этой партии, составлявшие большую часть окружающей толпы.