Венецианский контракт
Шрифт:
– Я родился в субботу, а в Венеции считается, что рождённых в этот день благословил Господь, поэтому ребенка называют в честь этого дня. Мой отец родился в тот же день и получил то же имя, так что я был дважды благословлен именем Сабато Сабатини. Всю свою жизнь я ждал, когда же проявится столь невиданная удача – мы не были особенно богаты или знамениты. Но, помню, в минуты, проведенные с Сесилией, мне казалось, что мое имя все-таки принесло мне счастье. – Он повернулся к Фейре. – Я оказался безоружен перед её красотой; и однажды,
Глаза Фейры округлились. Впервые она подумала о своей матери как о молодой женщине – Сесилии Баффо, которую никогда не знала такой – своевольной, красивой, забавляющейся своей властью женщиной, которая могла соблазнить молодого учителя рисования шутки ради, а затем сбежать с морским капитаном, зная его не более часа. Впервые она осудила свою мать за легкомыслие и беспечность. Отдалась ли она этому человеку – до её отца, до султана Селима? Она не знала, как спросить об этом Сабато, да и не хотела.
Но он ответил сам:
– Это был всего лишь поцелуй. Но Николо Веньер пришел в ярость от одной мысли о том, что я лишу её девства и разрушу его планы на замужество дочери и все надежды, которые он возлагал на этот союз. Он уволил меня и тотчас перевез Сесилию в их летний дворец на Паросе, где сразу же приступил к свадебным переговорам. Кажется, именно там её похитили турки.
Фейра прекрасно знала продолжение истории, и знала также, что страсть, которую зажег в её матери этот странный, худощавый человек, угасла не сразу.
– А теперь она мертва, – промолвил он.
– Две недели назад. В Константинополе, – подтвердила Фейра.
Сабато снова сел.
– Так значит, всё это правда, – произнес он тихо. – Я слышал, её увезли турки.
– Мой отец. Он был морским капитаном. Он привёз её в Турцию, – кивнула она.
Он вскинул брови – чёрные, как когда-то были его волосы:
– И отдал её султану?
– Да.
Сабато посмотрел ей в глаза.
– Она была счастлива?
Фейра задумалась.
– Да.
Она верила в это. С султаном Сесилия обрела и супружескую радость, и возможность поупражнять свой острый ум в византийской политике. Скорее всего, она была намного счастливее как Нурбану, чем как Сесилия, которая стала бы женой бедного чертежника, или даже Сесилия – жена турецкого морского капитана.
Мысль об отце напомнила ей о том, что ещё нужно было рассказать.
– Я её дочь.
Впервые за весь вечер Сабато замер. Он всматривался в её лицо, стараясь разглядеть его черты сквозь тонкую вуаль.
– Да, – произнёс он медленнее обычного. – Да, так оно и есть.
Запинаясь, она рассказала ему все остальное – о смерти матери и отца, об исчезновении корабля и Таката Тюрана. Она показала ему хрустальное кольцо и увидела, что он узнал его.
Сабато покачал головой, словно отгоняя слёзы, снова встал и зашагал по комнате.
– Я писал ей на Парос. Я даже писал ей в Константинополь, передавая письма с нашими купцами, даже с нашим послом. Последний раз я написал ей о своём положении здесь, в этом доме, обещая навсегда остаться её преданным слугой, но так и не узнал, получила ли она мои послания.
Фейра не сомневалась.
– Думаю, получила.
Он быстро кивнул – один раз, второй, третий.
– Да, да, да. И теперь ты здесь и можешь рассчитывать на любую помощь, на какую только способен Сабато Сабатини. Как мне тебя называть? – спросил он, протягивая ей руку.
Она нерешительно дотронулась до неё кончиками пальцев, а потом приложила руку к груди.
– Меня зовут Фейра Адалет бинт Тимурхан Мурад.
Сабато опустил руку и покачал головой.
– Так не пойдет. Если ты собираешься тут скрываться, никто не должен знать, откуда ты. Турок здесь никогда не любили, а после Лепанто ненависть к ним воспылала как никогда раньше.
А будет ещё хуже, подумала Фейра, если станет известно, что сделал её отец.
– Надо придумать тебе венецианское имя, – сказал Сабато.
– Сесилия? – спросила она.
– Конечно. А фамилию можешь взять мою – Сабатини, а я скажу всем в доме, что ты моя племянница, – кивнул Сабато.
– Мне можно остаться здесь?
– Где же ещё? – пожал он своими костлявыми плечами.
– Я хочу увидеться с дожем. Он должен помочь мне вернуться домой.
– В Константинополь? Нет и нет и нет!
Фейра похолодела.
– Почему?
– Ни один корабль не подойдет к Венеции и ни один не покинет её, пока здесь гостит чума, это приказ Морского совета. Тебе придется подождать, пока она не уберется отсюда.
Фейра сглотнула слюну. Сколько ей придется томиться здесь?
– А дож? Я могу его увидеть?
– Я не знаком с дожем, хотя Себастьяно Веньер – брат моего старого хозяина. Я работал на Николо Веньера, но он выгнал меня из своего дома тридцать лет назад. Удача покинула меня вместе с моей любовью, и с тех пор я перехожу с одной должности на другую, – начал мягко Сабато. Он увидел, как погрустнела Фейра, и нагнулся к ней, сложив испачканные чернилами руки на коленях. – Сегодня мы потеряли нашу служанку. Именно поэтому я открыл дверь.
– Чума? – спросила Фейра, затаив дыхание. Если зараза проникла в дом, этот добрый человек и все его домочадцы, скорее всего, уже обречены.
– Нет. Она отправилась к своей семье, на материк. – Он снова встал и показал на ворох одежды кремового цвета, висевшей на спинке стула. – Вот её платье. Сейчас отдыхай, а утром оденешься в это. – Он бросил платье на кровать.
Она потрогала непривычную ткань и взглянула на него.
– Можно мне носить вуаль?
– Нет. Вуаль сразу выдаст тебя, – покачал головой Сабато Сабатини. Он заметил её взгляд и снова постарался утешить её.