Венецианский контракт
Шрифт:
Инквизитор взял рисунок рукой, на которой сверкали перстни, передал старшему стражнику.
– Отнесите это художникам в Кампо Сан-Вио, – приказал он. – К заходу солнца эти изображения должны висеть на всех углах в каждом сестиери.
Глава 17
С первыми лучами солнца человек в птичьей маске вышел на безмолвные улицы Мираколи, подметая мостовую подолом своего длинного черного плаща.
Он остановился возле двери
Он направился к следующей двери, помеченной крестом, и сделал то же самое. Вскоре за ним шла небольшая процессия, петляя по улицам, в которую по пути вливались новые члены.
Возле церкви Мираколи Аннибал поднял трость, и люди остановились. Он вошел в церковь, где его крестили, но не преклонил колени и не стал любоваться мраморным убранством. Вместо этого он поднялся по небольшой лестнице на каменную арку, которая серовато-коричневой радугой нависала над улицей и вела к небольшому монастырю, примыкавшему к церкви. Через решетчатые окна он видел людей, которые толпились внизу, ожидая его. Внезапно его охватила паника. Но ведь это он привел всё в движение и теперь должен довести дело до конца.
Он прошел по арке к расположенной за ней дверце и постучался ручкой своей эбеновой трости – вложив в это столько уважения, сколько смог. Ему открыла дверь престарелая монахиня в черной рясе и белом апостольнике. La Badessa – аббатиса прихода Мираколи, с которой он имел продолжительную беседу накануне.
– Вы готовы, госпожа Бадесса?
– Да. Мы готовы, – кивнула она, сохраняя абсолютную серьезность.
– И никаких сомнений?
Тень улыбки скользнула на её губах.
– Мы – сельский приход, доктор. Если люди едут, мы тоже едем.
Аннибал повернул обратно, а аббатиса с сёстрами последовали за ним. Он подождал, пока аббатиса преклонила колени перед мраморным алтарем. Она заперла шкафчик для священных сосудов в алтарной стене, где хранились Святые Дары. Поклонившись дарохранительнице, она сожгла два кусочка ладана перед золотым крестом и опустила крест на мрамор. Возвращаясь к монахиням, ожидавшим её в проходе между рядами, она не склонилась перед лежащим навзничь крестом. Священник умер прошлой ночью, и сейчас это уже была не церковь, а прекрасный мраморный мавзолей. Господь покинул её, а теперь и сестры аббатства Мираколи тоже должны уходить.
На улице Аннибал возглавил процессию, как гамельнский дудочник, похитивший детей. Но его растущая команда привлекла к себе внимание – доктор Валнетти, тащивший свою тележку с фальшивой бутылированной надеждой, выпустил красную ручку и бросился за ними. Аннибал стиснул зубы под маской. Он знал, что этот момент настанет.
– Аннибал? Куда вы ведете этих людей?
– В свою больницу.
– Что за… И где же она находится? – спросил Валнетти.
Аннибал промолчал.
– Это мои пациенты, – повысил голос Валнетти.
– Мои тоже, – услышал он в ответ.
– Вы не смеете этого делать, Касон.
– Однако делаю.
– Но зачем?
– У нас с вами разные методы. Я попробовал ваши, а теперь собираюсь попробовать свои.
Валнетти принялся лебезить перед ним.
– Мы можем договориться.
– Не думаю, – холодно ответил Аннибал, проходя мимо Валнетти, но тот преградил ему путь.
– Знаете, моя семья из Генуи.
– И что?
– Там есть одна легенда, – Валнетти споткнулся, стараясь поспеть за Аннибалом, и продолжал громко тараторить. – На пастуха Николаса, когда он был ещё совсем ребенком, снизошло Божественное видение, и он повел тысячи детей через Альпы в Крестовый поход против неверных мусульман. – Теперь он уже бежал, чтобы догнать своего подчиненного. – Они пришли в Геную, все эти дети, сотни детей. Николас верил, что море расступится, и малыши сели на берегу в ожидании. – Он остановил Аннибал, схватившись за его черный плащ на груди. Их клювы столкнулись. – Николас не был пророком, Касон, он был просто глупым ребенком.
Аннибал отпихнул его и продолжил путь, не проронив ни слова. Валнетти оказался в толпе идущих, некоторые из них толкали его, обходя. Он попытался обратиться то к одному, то к другому, но не получил ответа, и ему оставалось только семенить за Аннибалом, пока вся процессия не дошла до Фондамента Нуове.
Валнетти молча наблюдал, как Аннибал рассаживал людей в ожидавшие их лодки, но когда молодой врач прыгнул в самую большую лодку, он нанес ему последний удар.
– Я добьюсь, чтобы вас исключили из Consiglio Medico, Высшего медицинского совета – предупредил он.
– Это ваша обязанность – быть внимательным и осторожным, – пожал плечами Аннибал.
– С каких это пор? – фыркнул в свой длинный нос Валнетти.
Аннибал не стал медлить с ответом. Он оттолкнул ногой лодку от пристани.
– С сегодняшнего дня, – сказал он.
Маленькая флотилия во главе с Аннибалом, который снова возвышался на носу лодки, везла больных с их семьями на остров. Самые тяжелые больные находились в его лодке – как первопроходцы. Когда они достигли Лаззаретто Ново, он увидел, что Бокка выполнил его поручения, данные ему на прошлой неделе. Красный крест стерли со сторожки; здесь больше не будет никаких скорбных знаков. Светильник на причале поправили. Когда его зажигали, лодки должны были останавливаться здесь; когда же он не горел, они не могли сюда приближаться. Бокка выкопал небольшую яму перед воротами и наполнил её известью по приказу Аннибала, чтобы люди, прибывающие на остров или покидающие его, могли продезинфицировать свою обувь.
Аннибал, велев остальным лодкам ждать, повел свою маленькую группу тяжелобольных через ворота; некоторых несли на носилках те, у кого ещё хватало сил, некоторые шли сами, некоторые ковыляли на костылях или опирались на своих товарищей. Аннибал провел их в Тезон, уложил на кровати и каждому дал воды. Затем большие ворота закрыли.
Вернувшись к лодкам, он забрал пассажиров и разместил их в домах призрения, категорически запретив входить в Тезон, как бы им ни хотелось навестить своих близких. Два дома остались свободными: разваливающийся дом возле церкви и угловой дом рядом со смотровой башней, который он взял себе. Аннибал оставил привезенных детей играть под белыми тутовыми деревьями и направился в Тезон.
Но сначала он заглянул в церквушку. Там он заметил чью-то тень, коленопреклоненную. Аннибал отошел, не желая мешать молитве, но Бадесса обернулась и поднялась.
– Входите, – сказала она.
Он подошел нерешительно, стягивая широкополую шляпу. Клюв он оставил.
– Прошу простить меня за маску, – сказал он. – Это больше для вашей безопасности, чем для моей. – Но он всё же поклонился – неуклюже, чтобы выказать своё уважение; не алтарю, а ей.
– Я не хотел мешать вам.
– Я не говорила ничего, чего нельзя было бы прервать. Я продолжу позже, – сказала она, протягивая ему руку и указывая своим шишковатым пальцем на балки на потолке. – Наш разговор длится всю жизнь и сегодня он не завершится. – Она поправила рясу на своих полных бедрах.