Венецианский контракт
Шрифт:
– Я его племянница, – осторожно заметила Фейра.
Он посмотрел на неё, и она увидела, как крошечные свечки весело вспыхнули в его глазах.
– Конечно же, нет. Для начала – его сестра не замужем. А потом – ты только что бормотала, как язычница. Ты мавританка? Или, может, русская? – прочитала в его глазах девушка.
Он не казался рассерженным, скорее любопытным.
– Я из Константинополя, – сказала Фейра, собравшись с духом, она уже хотела было рассказать ему свою историю, но Палладио, поглощенный собственными тревогами, вовсе не интересовался ею.
– А, Константинополи, –
Он не мог сказать ничего лучшего, чтобы снискать её расположение. Она порывисто подошла к его креслу.
– О да! Там много мечетей. Помимо чудес Святой Софии, там есть Сулейманийе, которая стоит на холме, над Золотым Рогом; это самая большая мечеть в Стамбуле, с четырьмя минаретами. А ещё мечеть Фатих с медресе, приютами, банями, больницей и библиотекой.
Внезапно она оказалась там, на мощеных улицах родного города – тёплых, залитых солнцем. Фатих больше, чем другие здания, олицетворял для Фейры принцип мизана, так как заботился не только о душе, но и о разуме и теле.
– Ещё там есть мечеть Беязит – посреди гигантского комплекса. У неё огромный купол, опирающийся на четыре столпа, – она описала купол руками, высоко подняв их в свете свечей. – Настоящий шедевр! – она не могла остановиться, поддавшись внезапно овладевшей ею ностальгией. – И мечеть Эйюп – самая старая из них. Она находится за городской стеной, недалеко от Золотого Рога, там, где, как говорят, похоронен знаменосец Пророка Мухаммеда. Она так прекрасна, что уже много веков правоверные стекаются к ней.
Великий Синан не стал бы сидеть и жалеть себя, сжигая чертежи, подумала Фейра.
– В Константинополе архитекторы одержимы своим видением, – объявила она. – Я знала одного: он не ел с раннего утра до захода солнца. Когда свет меркнул, и нельзя было больше строить, только тогда он нарушал свой пост.
– Я рад бы позаимствовать его вдохновение – моё, кажется, иссякло, – задумчиво произнёс Палладио, поглощенный своей печалью.
Он поднялся и стал теребить задвижку на створчатом окне.
– Все храмы, которые ты назвала, я мог бы затмить своими церквями. Смотри, – внезапно воодушевившись, он принялся выдвигать ящики под длинным чертежным столом и доставать из их глубин целые кипы планов.
– Вот, – он стал читать подписи, – портал церкви Санта-Мария-дельи-Серви. А вот это фасад базилики Сан-Пьетро ди Кастелло. Монастырь дела Карита. Фасад церкви Сан-Франческо дела Винья. Собор Сан-Джорджо Маджоре. И это далеко не все. А теперь, теперь, я получил свой первый заказ от Венецианской Республики и не могу провести ни одной стоящей линии.
В отчаянии он ударил кулаком по ладони. Фейра взглянула на разбросанные чертежи.
– Почему эта церковь должна отличаться от остальных? – спросила девушка.
Палладио вскинул руки и схватился за голову.
– Потому что это приношение. Я связан контрактом, печать поставлена, бумаги подписаны и разорвать договор невозможно, – он снова сел, тяжело уронив руки. – Дож считает, если я создам чудо архитектуры, достойное Его славы, Господь пощадит наш город. Он думает, венецианцы согрешили, и Бог карает их за это.
Фейра, заинтересованная этим новым взглядом на трагедию, не открыла ему, что зараза пришла в Венецию вследствие ужасающего замысла одного смертного человека, восседающего во дворце Топкапы. Она вспомнила свою прежнюю профессию.
– А врачи? Ведь здесь должны быть врачи, – заметила она.
– Завтра дож пришлет мне одного, чтобы позаботиться о моем здоровье. Он думает, врач спасет меня, но только Господь в силах спасти нас, – Палладио сжал свои шершавые руки, словно в молитве. – Это не имеет значения, у меня контракт, и я должен выполнить его. Но у меня ничего не выходит, – он взглянул на неё. – Что ты делаешь, когда у тебя что-то не получается?
Фейра вспомнила множество случаев в гареме, когда её лечение не давало результата.
– Я возвращаюсь к началу, – сказала она просто. – Думаю, вам надо отыскать самое начало.
– Отыскать начало, – задумался он.
Его молчание длилось так долго, что Фейра подумала, не пора ли ей удалиться. Она стала оглядываться. Её взгляд упал на один-единственный рисунок, прикреплённый к стене, до которого огонь не добрался. Она подошла к нему.
Это был портрет мужчины с развевающимися волосами и огненным взглядом. Фейра невольно покраснела. Мужчина был без одежды, в расцвете сил, с глазами, как пламя, и волосами, как солнечные лучи. У него было в два раза больше конечностей, чем у людей, – все вытянутые, как у паука, одни очерчены кругом, другие – квадратом.
Человек внутри круга внутри квадрата.
– Зачем вы храните это? – спросила она.
Архитектор очнулся от своего забытья и медленно поднял глаза.
– Потому что это не моё. Это нарисовал человек по имени Леонардо – из Винчи, недалеко от Флоренции. С этого рисунка для меня всё и началось. Это…, – он вскочил, будто прозрел, – это и есть моё начало.
Внезапно оживившись, Палладио схватил ближайшую свечу и, прихрамывая, поднялся по узкой винтовой лестнице в библиотеку. Круг шафранового света скользнул по корешкам книг, осветив буквы точно так же, как чернила его собственных чертежей вспыхнули в пламени. Он достал с полки один старый том и сдул с него пыль.
– Вот мой старый друг, – сказал он.
Спустившись, он швырнул книгу на стол, поднялось облако пыли. Она прочитала длинное слово на переплёте. Сначала ей показалось, что там написано «Венеция», но, внимательно приглядевшись, она прочитала: “VITRUVIUS”.
– Ты читаешь на латыни?
Фейра изучала монастырские травники в библиотеке Топкапы, но могла прочесть всего несколько слов.
– Нет, – ответила она.
– Он был архитектором ещё во времена римского правления, – Палладио улыбнулся. – Когда твоя страна и моя были единой империей.