Венецианский контракт
Шрифт:
Аннибал посоветовал Коломбине не снимать маску, которую она носила, – полностью закрывавшую лицо, с завязками вокруг головы. Он помнил эту маску с детства – красивое лицо куртизанки, серебристое, как свинец, с перламутровым блеском, накрашенными вишневыми губами и нарумяненными щеками. Сейчас она придавала матери жутковатый, опустошенный вид утраченной красоты. Её яркая одежда совсем не шла ей, поскольку больше подходила девушкам помоложе. Даже её имя теперь казалось слишком молодым для неё. Коломбина Касон – имя для кокотки или капризной красотки. Она давно переросла его.
Коломбина Касон везде носила маску. Она навестила каждую семью, принося кастрюли с тушеным мясом,
Коломбина заметила странную девушку, прячущую свое лицо, которая работала вместе с её сыном, – тихая, усердная, образованная. Ревнуя, она пыталась подольститься к девушке, но эта иноземка оказалась единственным человеком на острове, который не поддавался её чарам, кроме разве что карлика. Коломбина пару раз поймала на себе его взгляды, и нагнулась, чтобы дать ему затрещину. Девушка сразу же пришла ему на помощь и смазала мазью ссадины на его лице, оставленные кольцом Коломбины. И та с тревогой почувствовала, что янтарные глаза девушки видят её насквозь.
С тех пор, вместо того чтобы игнорировать мусульманку, она стала осенять себя крестным знамением каждый раз, когда видела её, и плевать ей вслед, как и подобало христианке, хотя она никогда не делала этого в присутствии своего сына. Некоторые монахини помоложе последовали её примеру, и чем больше они отвергали неверную, тем больше Коломбина утверждалась в том, что выполняет волю Божью.
Аббатиса монастыря Мираколи прекрасно разбиралась в людях, и Коломбина Касон не сумела обмануть её.
Бадесса безошибочно распознавала искреннюю веру – к примеру, сторож Бокка был действительно набожным – но она многое узнала на этих бесконечных исповедях и поняла, что мать доктора имеет не больше веры, чем её сын. И видя, с каким смирением и достоинством Фейра сносит оскорбления Коломбины Касон, она ещё больше привязалась к девушке.
Поэтому, когда примерно через неделю после приезда Коломбины, Фейра появилась на пороге церкви, она тепло приняла её. На девушке лица не было.
– Что-то случилось?
– Ничего, – ответила Фейра чуть слышно, но её вид говорил обратное. – Просто передайте Трианни, что они не смогут перебраться в новый дом прямо сейчас. Он мне ещё понадобится.
Она развернулась, чтобы уйти, но Бадесса заметила блеснувшие у неё на глазах слёзы.
Аббатисса остановила её. Девушка не переступала порог, Бадесса и не позволила бы, поэтому она сама вышла к ней.
– Ты здорова?
Девушка уже овладела собой.
– Вполне.
Обычно Бадесса не вмешивалась в чужую жизнь, но на этот раз она искренне сочувствовала Фейре.
– Если позволишь… Я догадываюсь, что помешало тебе поселиться под одной крышей с нашим доктором, и должна сказать, что, возможно, это во благо.
Еретичка подняла на неё свои огромные глаза.
– Что в этом плохого, если мы любим друг друга?
Бадесса посмотрела на неё с состраданием, но голос её прозвучал твердо.
– То, что ты говоришь, – это грех, грех против христианских заповедей.
Она смягчилась, пока они шли вместе к воротам.
– Вы принадлежите к разным верам; хотя есть способ соединить вас. Если ты будешь изучать христианскую Библию, Книгу Книг, ты могла бы со временем стать частью Тела Христова. Тогда и только тогда доктор сможет официально оформить свои отношения с тобой.
Странные желтые глаза девушки расширились. Казалось, эта мысль ужаснула её, однако через мгновенье её взгляд переменился, словно ветер всколыхнул воду.
– Да, – произнесла она страстно. – Да, если разрешите, я бы хотела взять… Библию.
Фейра не собиралась входить в Церковь Бога и Его пророка-пастуха. Она знала, что её мать изменила веру, но эта мысль вызывала у неё отвращение.
Однако когда Бадесса упомянула Библию, она вспомнила слова своей матери: Библия – Книга Книг, и именно там она найдет всё, что нужно знать о Четырех всадниках. Теперь, когда ей не с кем было коротать вечера, она всё чаще задумывалась об этой тайне, стараясь вспомнить слова матери, давно позабытые. Ей нужно было чем-то заняться; и она решила разгадать загадку Четырёх коней.
Сидя возле своего очага, бледного подобия уютного камина Аннибала, Фейра взглянула на книгу, лежавшую у неё на коленях. Она была в темно-красном бархатном переплете с серебряным замочком, а края страниц отливали изысканным золотистым оттенком.
Фейра раскрыла книгу, словно она жгла ей руки. Бумага была такой гладкой и белоснежной, а страницы изящно сшиты в корешке. Эта книга явно представляла собой большую ценность, и Бадессе было непросто отдать её Фейре. Шрифт был мелкий, черный, текст украшен цветными иллюстрациями – наивными картинками с ангелами и демонами, обещавшими славу и проклятие. Эта книга оправдывала ненависть к её народу и вере, тем не менее Фейра, полная решимости, принялась листать страницы. Латынь давалась ей с трудом, но она сближала её с Аннибалом, потому что он учил Фейру читать на этом языке. Странно, подумала она, что язык западной медицины является также языком христианской веры, хотя иногда их принципы противоречат друг другу, как говорил Аннибал. Он рассказывал ей однажды о том, что Падуанская курия осудила прививки против оспы, разработанные в местной медицинской школе, сочтя их безбожными.
Фейра листала страницы, всматриваясь в буквы, пока они не стали расплываться у неё перед глазами, а позолоченные цифры в сносках заплясали перед её взором, словно живые. Наконец она нашла то, что искала, в книге под названием «Откровение». Там-то они и мчались, готовые соскочить со страниц, – вороной конь, рыжий конь, белый конь и бледный конь [3] с осклабившимися скелетами вместо всадников.
Четыре всадника Апокалипсиса.
Она с трудом разобрала латынь и не продвинулась дальше первой фразы, когда внезапно похолодела, вспомнив предсмертные речи своей матери.
3
В «Откровении» появление коней описывается в другой последовательности: белый, рыжий, вороной и бледный. – Прим. ред.
«Иди и смотри! – прочитала она вслух, испугавшись собственного голоса. – Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нём всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос среди четырёх животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай».
Фейра поняла не больше, чем тогда, когда её мать произнесла эти слова на смертном ложе, но, продолжая читать, она вздрогнула всем телом, впервые осознав, какой «дар» привез её отец в Венецию. Вороной конь принес мор. Она читала, холодея от ужаса, о Великой скорби, о которой предупреждала её мать. За вороным конем ехал рыжий – предвестник кровопролития.