Венеция Казановы
Шрифт:
Нарушительниц было немного. Более того, венецианские проститутки делились на две основные категории. К первой относились так называемые «честные куртизанки» (cortigiane oneste). Их честность в данном случае не имеет почти ничего общего с целомудрием, но означает лишь то, что этой категории женщины обладали хорошими манерами и находились на содержании одного или нескольких богатых покровителей, как правило, выходцев из высшего сословия. Этим дамам нечего было бояться. Остальные же, которые по тем или иным причинам не смогли стать «честными», с властями старались по возможности не пересекаться.
Короче говоря, в Венеции женщинам жилось в целом неплохо.
Франсуаза Декруазетт («Венеция во времена Гольдони»):
«По мнению Джованни Скарабелло, женщины в Венеции составляют четвертое сословие — наряду с патрициями, горожанами (cittadini) и плебеями (popolani). Значимость этого сословия велика не только благодаря его численному превосходству. Они исполняют основную функцию в государстве, а именно красотой своей создают и прославляют великолепие города. Как мы уже могли убедиться, Венеция — это вторая Венера. Согласно преданию, совершенная красота Венеции происходит от ее богини-покровительницы; красота венецианок — эстетический канон, воплощенный и увековеченный в литературе и живописи: белизна кожи, оттененной жемчужинами и шелками, редкостный цвет волос, которые женщины «отбеливали», сидя на балкончиках и подставляя головы яркому солнцу, очаровательной формы руки и ноги. Венеция славит красоту своих женщин и использует ее в политических целях».
В Венеции времен Джакомо Казановы любая женщина, вне зависимости от рода ее занятий и общественного положения, постоянно была объектом демонстрации: город гордился своими женщинами в такой же степени, как гордился своим богатством и своей свободой.
Франсуаза Декруазетт («Венеция во времена Гольдони»):
«Женщины представляют общественно полезную ценность, они наравне с прочими гражданами служат Светлейшей, но своим собственным оружием».
Завершая эту тему, хотелось бы отметить, что в XVIII веке в Венеции женщины составляли более половины населения. Согласно статистике, их рождалось меньше, но выживало больше. Так, например, в период между 1682 и 1711 годами ежегодно рождалось примерно 2640 мальчиков и 2480 девочек, однако умирало 1350 мальчиков и только 1180 девочек.
Погуляв примерно полчаса в районе Эрберии и поразмышляв о превратностях жизни, Казанова вернулся к себе и с удивлением обнаружил, что дверь открыта, а замок двери сломан. По словам хозяйки, «Великий господин» («Messer Grande»), как именовался тогда шеф жандармов в Венецианской республике, с целой шайкой своих подчиненных ворвался в дом и перевернул все вверх дном, утверждая, что ищет контрабанду — чемодан, полный соли [14] . Ему якобы было известно, что накануне чемодан внесли сюда. Хозяйка объяснила, что действительно накануне был выгружен с лодки чемодан, но в нем была одна лишь одежда. Шеф жандармов осмотрел предоставленный ему чемодан и, не сказав ни слова, удалился.
14
С давних времен в Венеции добыча соли имела экспортное значение. Еще римлянин Магн Аврелий Кассиодор писал, что соль заменяла жителям лагуны деньги. Правительство во все времена существования Венецианской республики ревниво охраняло эту отрасль, стремясь создать для нее в Адриатике и ближайших регионах монопольное положение.
Возмущенный Казанова тут же побежал к господину Брагадину, чтобы рассказать ему о произошедшем, а тот, внимательно выслушав своего протеже, сказал:
— Чемодан с солью — всего лишь предлог. Приходили за тобой и искали тебя. Ангел-хранитель уберег тебя, теперь же спасайся. Мне пришлось восемь месяцев быть Государственным инквизитором, и я знаю, каким образом совершаются предписанные Трибуналом аресты. Поверь мне, сын мой, отправляйся немедля в Фузину, а оттуда скачи на почтовых лошадях без остановки во Флоренцию и оставайся там, покуда я не напишу, что все обошлось и ты можешь вернуться. Бери мою четырехвесельную гондолу и срочно отправляйся.
Но Казанова не послушал своего умудренного опытом покровителя. Он заявил, что не чувствует за собой вины, а посему никакой Трибунал ему не страшен. Господин Брагадин, давно считавший Казанову своим сыном, возразил ему, сказав, что Государственные инквизиторы могут признать его виновным даже в неизвестных ему самому преступлениях. На это Казанова ответил:
— В их власти арестовать меня, но бояться мне не пристало.
Он полагал, что ни в чем не повинен, а если теперь сбежит, то этим постыдным поступком только докажет свою вину. Каким же наивным он тогда был человеком…
Канцелярия «Великого господина», где Казанова провел четыре часа после ареста
Ранним утром 25 июля 1755 года Джакомо Казанова был разбужен громкими ударами в дверь.
«Какого черта!» — подумал он, досадуя, что его сон прервали так не вовремя и так беспардонно. Он вовсе не собирался сегодня так рано вставать. Но удары в дверь становились все громче и все настойчивее. Казанова поднялся и, как был, в нижнем белье пошел открывать…
В его квартиру ворвались солдаты с «Великим господином» во главе.
Шеф венецианских жандармов приказал Казанове одеться и беспрекословно следовать за ним.
— Но по чьему приказу я подвергнут аресту? — спросил Казанова, все еще уверенный, что все это какая-то ошибка, но шеф жандармов своим ответом поверг его в ужас:
— По приказу Трибунала.
Джакомо Казанова («История моей жизни»):
«Выйдя из комнаты, увидел я с удивлением в зале три или четыре десятка стражников. Какая честь! Дабы взять под стражу мою особу, сочли необходимым отправить столько людей, а ведь довольно было послать двоих. Странно: в Лондоне все жители храбры, но если нужно кого-то арестовать, посылают одного человека, а в милом моем отечестве, где все трусы, посылают тридцать. Быть может, причина в том, что трус, принужденный нападать, боится больше того, на кого нападает, а тот оттого же становится храбрецом — и в самом деле, в Венеции не редкость, что человек защищается в одиночку против двух десятков сбиров и, поколотив их всех, спасается бегством. В Париже я однажды помог одному своему другу вырваться из рук сорока таких прохвостов и обратить их в бегство».
Казанову посадили в большую гондолу. Вместе с ним в нее сели «Великий господин» и четверо стражников. В квартире Казановы до этого все перевернули вверх дном, просмотрели все бумаги и вещи, собрали все «подозрительные» книги.
В конечном итоге арестованного доставили в канцелярию шефа жандармов.
Джакомо Казанова («История моей жизни»):
«Привез он меня к себе и запер в комнате. Он предлагал мне кофе, но я отказался. В комнате провел я четыре часа и все время спал, разве что просыпался каждые четверть часа, дабы облегчиться от лишней жидкости; явление сие весьма необыкновенно, ибо недержанием я не страдал, жара стояла невыносимая, и я к тому же не ужинал».
«Великим господином» Венеции в то время был Маттео Варутти. Его канцелярия, куда доставили Казанову, располагалась на северо-востоке города, на Новой набережной (Fondamente Nuove).
Оттуда арестованного по сети малых каналов довезли до Большого Канала, а потом высадили на Ривадельи-Скьявони (Riva degli Schiavoni), далее провели по нескольким лестницам и через Мост Вздохов и доставили в здание тюрьмы Пьмоби, составлявшей верхний этаж Дворца дожей.