Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга
Шрифт:
Саймон решил, что они должны иметь некий реактивный двигатель. Втягивая воздух через переднее отверстие, которое было жестким, они выталкивали его из заднего, которое то сжималось, то растягивалось.
Подлетев к лугу, огромные существа, снизили высоту. Испуская короткие резкие свистки, вожак стаи завис в тридцати футах над землей. Затем, пролетев между рядами пирамид, он запустил свой луковичный нос в отверстие в шаре одной из них. Края отверстия сомкнулись вокруг луковицы, крепко ее удерживая.
Все понятно – пирамида была живой причальной мачтой.
Через мгновение летающее создание отделилось от пирамиды, взяв курс прямиком на куст, за которым спрятался Саймон. Вслед за вожаком со свистом устремились его собратья. Пирамиды сбились в кучу лицами вовнутрь. Или все же наружу, как стадо коров, которым угрожают волки? Где вообще у них перед, если глаза у них со всех сторон и никаких лиц? Как бы там ни было, они явно заняли оборонительную позицию.
Подняв руки вверх, Саймон вылез из укрытия. Вожак цеппелинов возвышался прямо над ним, в его огромных глазах читалась настороженность. Он вытянул щупальца, но касаться Саймона остерегся. Тот, в свою очередь, когда цеппелин приблизился к нему, едва не был сбит с ног. Зловоние было ужасным, хотя и довольно знакомым. Предположение Саймона о методе передвижения цеппелинов подтвердилось. Вместо того чтобы всасывать в себя воздух и, сжав его неким органом, выстреливать наружу, цепеллины приводили себя в движение, выпуская кишечные газы. Эти газы производили их огромные желудки, коих у них, как у коровы, было несколько. Саймон предположил, что в желудках содержатся необходимые для выработки газа ферменты. В данный момент вожак, чуть подпрыгивая вверх и вниз, завис примерно в десяти футах над землей, выпуская из отверстия спереди газ для противодействия ветру.
Саймон стоял и слушал, как цеппелин что-то свистит ему. Вскоре он понял: свистки были своего рода азбукой Морзе.
Саймон сымитировал несколько точек и тире, чтобы показать, что он тоже разумное существо. После чего повернулся и зашагал к своему кораблю. Цеппелины увязалась за ним, летя над деревьями, и пронаблюдали за тем, как он вошел в корабль. Внутри он увидел на экране, как они парят над кораблем, трогая его своими щупальцами. Не иначе как решили, что это тоже некое диковинное живое существо.
На следующий день Саймон вышел на край луга. Живые причальные мачты вновь переполошились, и к ним вновь слетелись цеппелины. Но через несколько дней они привыкли к нему. С каждый днем Саймон подходил к ним все ближе и ближе. К концу недели ему даже было позволено прогуляться среди пирамид. А еще через несколько дней пирамиды исчезли. Он обошел местность, пока не обнаружил их на другом лугу. Очевидно, на первом лугу они съели всю траву и цветы.
Язык цеппелинов давался Саймону с большим трудом. Большинство из них днем были слишком заняты, чтобы поговорить с ним. С наступлением темноты они цеплялись к шарам на вершинах пирамид и оставались там до рассвета. Когда же они говорили – вернее, свистели – исторгаемое ими зловоние было почти невыносимо. Но потом Саймон выяснил, что пирамиды тоже могут свистеть. Вот только делали это они не ртами на их основаниях, а посредством одного из отверстий в шарах на вершинах.
Пирамиды тоже испускали зловоние, но его он мог терпеть, если стоял по ветру от них. Кроме того, будучи самками, пирамиды были болтливее и лучше подходили на роль преподавателей, обясняющих все особенности языка.
Саймон им понравился, потому что теперь им было с кем и о ком поболтать. Самцы, похоже, большую часть времени проводили за своими играми в воздухе. В полдень они спускались к пирамидам за едой, но долго не задерживались и бесед не вели. С наступлением ночи они приземлялись снова, но только ради ужина и короткого полового акта. После которого они обычно дремали.
– Мы для них просто вещи, – с обидой заявила одна самка. – Источники питания и удовольствия.
Шар на вершине самки был весьма любопытным органом. Одно из его отверстий представляло собой комбинацию швартовочного замка, соска, выделявшего питательную кашицу, и влагалища. Самки паслись на лугу, переваривали пищу и через сосок внутри шара кормили ею кончики носов самцов. В это отверстие также проникал тонкий и длинный, похожий на язык, половой орган самца. Отверстие на другой стороне шара было анусом и ртом. Оно сжималось и разжималось, издавая свистящую речь.
Саймон не горел желанием вмешиваться в супружеские дела этих существ. Однако, если ему хотелось получить информацию, он был вынужден продемонстрировать толику заинтересованности и сочувствия. Поэтому он просвистел вопрос самке, которую для себя окрестил Анастасией.
– Так и есть, – ответила Анастасия. – Мы делаем всю работу, а эти никчемные сукины дети весь день бездельничают и развлекаются.
Вообще-то Анастасия не говорила таких слов, как «сукины дети», но Саймон перевел их именно так. На самом деле она сказала что-то вроде «бздуны в буре».
– Мы, женщины, разговариваем между собой в течение дня, – сказала она. – Но вечером нам бы хотелось поговорить и с нашими мужчинами. В конце концов, они весь день парят в вышине, отлично проводя время, видя с небес разные интересные вещи. Но разве они, по-вашему, хотя бы на миг посвящают нас в то, что происходит за пределами этих лугов? Нет, все, что им нужно, это набить животы, трахнуться по-быстрому и погрузиться в сон. Когда же мы жалуемся, они говорят нам в ответ, что даже если расскажут нам, чем занимались и что видели, мы все равно ничего не поймем. И мы прозябаем здесь, привязанные к этим крошечным лугам, трудимся весь день, заботимся о детях, а они в это время в свое удовольствие носятся по небесам. Это несправедливо!
Саймон свистнул еще несколько сочувственных фраз, а затем спустился на берег, чтобы понаблюдать за самцами.
Он уже выяснил, что в желудках у них также образуется водород. Именно этот газ позволял им парить в воздухе. В качестве балласта они использовали воду, которую набирали из океана через полые щупальца. Когда им было нужно быстро набрать высоту, они выпускали воду и взмывали ввысь. Они вечно летали наперегонки, делали мертвую петлю и бочку Иммельмана, или же играли в разные игры – салки, догонялки, «догони вожака» или «поймай птичку». Последняя игра состояла в погоне за птицей. Ее преследовали до тех пор, пока не ловили, всосав в дюзы реактивного отверстия или вынудив сесть на землю.
Им также нравилось пугать на земле стада животных, резко снижая высоту и вынуждая их броситься в бегство. Выигрывал тот, чье стадо поднимало самое большое облако пыли.
У самцов имелся и другой способ общения, помимо свиста. Они также умели испускать короткие или длинные струйки дыма, соответствовавшие голосовым точкам и тире.
Этот способ позволял им разговаривать друг с другом на больших расстояниях или окликать своих приятелей, если им случалось заметить что-то интересное. Но они никогда не пользовались им в присутствии самок. И были несказанно рады тому, что у них имелся секрет. Разумеется, самки были в курсе, так как мужчины иногда хвастались им. Что лишь усиливало недовольство их прекрасных половин.