Венера
Шрифт:
– Не мог же самолёт просто исчезнуть. Только не говорите, что у нас бермудский треугольник объявился...
– мама замолчала, увидев их лица. Похоже, она попала в точку.
– Мы можем объявить о гибели самолёта, - сказал мужчина в военной форме.
– Тогда вам придётся подписать все бумаги о смерти дочери, вы получите свидетельство о смерти, а также компенсацию от нас.
– А какой другой вариант?
– Вы будете её ждать. Возможно лет через двадцать она вернётся. Такие случаи тоже бывают.
– Но как же...
– Всем родным вы будете говорить о переезде дочери. Замуж вышла, уехала в другую страну. Есть ещё, правда, третий вариант.
– Какой?
– Вы признаёте дочь погибшей, получаете компенсацию и живёте дальше. А если вдруг она вернётся, то сообщаете нам по телефону, и мы попробуем что-то сделать с её документами.
– А что будет с ней, когда она вернётся?
– Пройдёт допрос и медицинское освидетельствование, подпишет бумаги о неразглашении и будет отпущена на все четыре стороны.
– Тогда я буду просто ждать, - сказала мама, посчитав на этом разговор оконченным.
– Как скажете. И помните, вы подписали бумаги о неразглашении. Вы никому не можете сказать об исчезновении дочери. Иначе ответите по статье 283 уголовного кодекса о разглашении государственной тайны. Даже если мы официально признаем, что самолёт разбился, вы не можете кому-либо подтвердить, что ваша дочь была на том самолёте. Мы вычёркиваем её из списка пассажиров. Если же вы уже кому-то сообщили, что едите встречать дочь, то должны будете солгать, что дочь не села в этот самолёт, встретила любовь своей жизни... В общем, это уже ваша ложь, не запутайтесь в ней.
– Хорошо.
– Тогда подпишите ещё одну бумагу, что вы подтверждаете, что вашей дочери не было на этом самолёте.
Мама подписала.
Она ждала. Честно ждала и держалась. Хотя её состояние становилось всё хуже. И вот в один прекрасный день появилось чувство предвкушения чего-то. В тот день к ней пришёл молодой человек с письмом. Он сказал, что не может ничего рассказать, но передал письмо.
Прочитав письмо, написанное на шкуре животного, мама испытала облегчение. Но после этого состояние её ухудшилось. Она оставила соседке ключи от квартиры и попросила приглядывать за цветами до моего возвращения. А сама без документов вышла на улицу в другом районе и вызвала скорую. Там она и скончалась. Что было дальше, мама не знала.
– Ты только, если домой надумаешь вернуться, живи без документов или подпольно сделай на другое имя, - распереживалась мама.
Я вздохнула. Неужели, пути назад нет? Я не хочу к тёмным, и на Венеру не хочу больше.
– Ты не спрашиваешь, как я живу, - сказала вместо этого.
– Я знаю. Иногда тебя навещаю. В тот день, когда ты узнала о моей смерти, я была рядом, - сказала она. Значит, мне не показалось. Мама же продолжила: - Рада за тебя, доченька. Надеюсь, твой супруг сможет тебя и вашего малыша защитить.
– И что ты думаешь по поводу супруга?
– спросила маму. Всё же не познакомила их. А ей виднее, тем более сейчас. И хоть мнения своего я менять не собиралась, раз уж вышла за него замуж на всю жизнь, но хотя бы знать, чего ждать.
– Ты - его лучик света в тёмном царстве. Без тебя он будет тёмным, как и раньше.
– И куда нам теперь?
– Венушка, - так ласково называла лишь только она.
– Это должно быть ваше решение. Совместное. Знай только, что мы всегда тебя и твоих детей поддержим.
– А наши дети? Они унаследуют от отца его тёмную сторону?
– Миилаая, тёомныые и свеэтлыые из одноого теэста выылеэплеэны. Лиишь дууши у ниих раазныые. А воот дууша каакаая, чаасто заавиисиит от тоого, где гаалаактиика наахоодиится, - заговорил хозяин заведения, положив руки на плечи жены.
– Иизвиини, жеэна уже еэдва деэржиится. Проощаайся с маатуушкоой.
Мы обнялись. Хотелось так много сказать маме.
– Я люблю тебя, - прошептала ей на ухо.
– И я тебя. А если поговорить захочешь, можешь во сне позвать меня. Пока на перерождение не пошла, буду приходить.
– А как переродишься?
– Если не забуду тебя, то приду, как сны наши совпадут. Сообщу радостную весть. Береги себя и сына.
Глаза женщины закрылись, руки обвисли. Ушла мама. А светлой женщине этой плохо стало. Побледнела, тяжко дышит. И всё из-за долгого сеанса.
– Чем я могу помочь вашей жене?
– спросила у хозяина харчевни. Встретилась с его серыми глазами.
– Уулыыбка - луучшаая нааграада. Жеене приияатно прииноосиить раадоость люудяам.
Вот как заставить себя улыбнуться, когда на душе волки воют? Да, я рада предоставленной возможности поговорить с мамой, но прощание заставляет грустить.
Искренне поблагодарив женщину и её семью, я не знала, о чём разговаривать с этими людьми. Да, они - светлые, и вроде бы мы одного поля-ягоды, раз тела у нас одинаковые, а душа у меня светлая. Но как спросить незнакомого человека о чём-то. А ещё обида засела глубоко внутри. Они меня бросили там, на Венере. Я хотела с ними поговорить, но они разговаривать отказались.
Может, не конкретно эти люди, но всё же.
– Вы можете сказать, что меня ждёт?
– спросила я, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
– Мииль, - обратился хозяин заведения к мальчику.
– Видишь её будущее?
Мальчик засветился, а мне святого напомнил. У них ведь тоже такое сияние рисуют. Пусть не всё тело светится, как сейчас у Мииля, но в спокойном состоянии у них волосы светятся. И тут обратила внимание на свои руки. Они немного светились.
– Теебе не нуужно ниичеэго меэняать. Твооя коожа заащиищааеэт в люубыых ууслоовиияах. И ваашеэму сыыну - тооже.
– Но я не могу находиться без скафандра вот у вас, например.