Венская прелюдия
Шрифт:
Завадский позволил себе лишь едва заметно кивнуть в ответ.
– В конюшне Прохора возьмёте, Александр Александрович, и двух коней. Он на Рождество ваши сани в порядок приводил, вы его должны помнить. Скажете, я просила, он покажет куда скакать. И не врите мне больше. Очень прошу.
Капитан резко кивнул, принял стойку «смирно», чего он в этом доме никогда до сих пор не делал, и обратился к хозяйке, готовой вот-вот расплакаться:
– Танечка… ну ты же видишь, как он тут чахнет. Но даже не в этом причина моего визита. Его требуют лично. Лично, понимаешь? Я не вправе подробностей раскрывать, но
Офицер взял холодную кисть руки хозяйки и склонился перед ней в почтении.
– Все мои слова будут лишними, Саша. Он всё равно сделает по-своему. Иди в конюшню. Прошка покажет дорогу.
Чёрная карета среди редкого леса. На пригорке стоят двое на расстоянии нескольких десятков шагов друг от друга. Секунданты в напряжении. Они стоят в стороне. Один из них даёт команду сходиться. Дуэлянты делают каждый шаг синхронно. Расстояние неумолимо уменьшается. Пистолеты направлены на соперника. Выстрелы раздаются практически одновременно. Один из дуэлянтов падает. Она бежит к тому, что остался стоять и кричит, кричит постоянно. Лай собак. Откуда здесь собаки? Почему их так много? Стая набрасывается на неё сзади, рвёт новое широкое платье в клочья, ещё немного – и острые зубы вцепятся ей в ноги. Тот из дуэлянтов, что выжил, стоит на месте и опять поднимает пистолет. Выстрел. Собаки скулят и падают у её ног. Все сразу, одновременно. Спасена. Как он так смог? Одним выстрелом всю стаю…
– Таня! Танечка! Господь с тобой! Да что ж ты так кричишь? – Агафья с канделябром под три свечи нагнулась над своей, уже взрослой, воспитанницей, тревожно вглядываясь в её побледневшее лицо. – Аль приснилось чего? Что ж ты, моя золотая, так кричала? Забудь! Забудь эту ересь, что в голову к тебе пришла!
Татьяна Борисовна нехотя опустила ноги на толстый ковёр и обнаружила, что так и заснула в гостиной на диване, обернувшись в тёплую шаль:
– Собаки проклятые… не к добру это…
Свора приближалась. За окном действительно был слышен их звонкий лай.
– Не иначе, Леонид Павлович с Тимофеем возвертаются… Как они там… совладали с этим волком, аль нет? – Агафья подошла к окну, но свет свечей, отражённый в старых толстых оконных стёклах, не позволил рассмотреть происходящее снаружи. – Что-то быстро они мчат… Пойду встречу.
Только Агафья отперла засов (привычка запираться осталась у неё с Петербурга, и Танечка постоянно бранила няню за излишнюю подозрительность, не принятую в этих тихих краях), как ко входу галопом, поднимая в темноте клубы пыли, прискакал хозяин. Следом, с грохотом и шумом на подводе примчались Тимофей и Прошка. Два коня были привязаны сзади к телеге на длинной узде.
– Агафья! Ставь воду греть быстро! Где Таня?! Беги к ней, пусть рвёт простыни на повязки! – скомандовал Лузгин, быстро привязывая своего коня.
– О, божечки! Да что стряслось-то? – Когда Агафья волновалась, у неё появлялась одышка, и приходилось класть руку на свою большую грудь, чтобы успокоить сердцебиение.
– Диван готовь! У нас раненый! Быстро воду, быстро повязки! Да где же Таня?! А ну, тихо! – Командный голос капитана заставил собак поджать хвосты и сбиться в кучу. – Прошка! Давай сюда! Тимофей за ноги, мы с тобой под плечи!
Задержавшись на несколько
– Эх, раструсили, чертяки! Да головой! Головой заносите, что ж вы ногами вперёд тащите? – Бас Завадского утвердил Агафью во мнении, что она не ошиблась в своих предположениях. – Ну Лёнька, ну чертяка! Вот это гостеприимство!
Агафья бежала с подсвечником впереди настолько быстро, насколько ей позволял возраст. Татьяна Борисовна, ещё толком не проснувшись, с трудом отделяла свой страшный сон с дуэлью и собаками от происходящего в реальности. В зал втащили под руки Завадского, который, стиснув зубы, пытался в присутствии дам не издать ни единого звука.
– Говорил я тебе, Палыч, уж лучше бы я цепью его задавил, или рогатиной! – сказал кузнец, едва сдерживая злость.
Здоровенный Тимофей сейчас походил больше на провинившегося семинариста, чем на молотобойца, которому не было равных в округе в кулачных боях.
– Меня?! Цепью давить? Да за что? – искренне возмутился Завадский.
– Эх, барин… да откуда ты свалился на мою голову! – прорычал Тимофей сквозь зубы. – Я ж не за тебя, я ж за того волка…
– Откуда свалился? Да с коня свалился! Которого ваш Прохор подстрелил! Столько трофеев с трёх выстрелов… волк, я и конь… Это же надо так, залпом! В лучших традициях русской армии! Как учили! Как Суворов велел! Прямо удача у вас сегодня… кстати, Лёня… кто за коня будет платить? Я или твой этот боцман? – Капитан Завадский, без сомнения, пытался приободрить своих спасителей, кивнул в сторону кузнеца.
– Вот сейчас, барин, зубы зажми! Тебе лежать надо! – Тимофей моргнул Прошке, и тот в такт закинул стонущего Завадского на диван. Лузгин только и успел, что подсобить.
Тимофей удовлетворённо крякнул, вытер пот со лба и отошёл на несколько шагов назад, оценивая, как хороший художник, сложившуюся композицию. Раненый гость Палыча лежал на диване, стиснув зубы. Справедливости ради следует заметить, что Завадский понимал всю нелепость ситуации и теперь не издавал ни звука. Он винил в случившемся исключительно себя – вышел прямо на волка, которого собаки загнали в сектор обстрела.
Татьяна Борисовна успела уже прийти в себя и вернулась из спальни, откуда прихватила громадную простыню, которую тут же принялась рвать на полосы.
– Раздевайте его. Агафья! Долго там ещё? Неси таз с водой. Леонид Павлович, настойку доставайте из подвала.
Завадский приподнял голову, чтобы рассмотреть кровоточащую рану на наружной стороне правого бедра:
– Ну надо ж такое! Столько лет безупречной службы, а пострадал от дружеской пули…
Кузнец, стоявший с виноватым видом ближе к окну, тут же пробасил:
– А я говорил Палычу, негоже палить из незнакомого ружья… Этот его новый Бердан…
– Бердан номер два! Скажи, как палит, Тимофей! А отдача какая! Вот это сила! – Прошка первый раз за всё время подал голос. – Мне б такое ружьё, да с патронами… Ммм… и шкурами потом займусь. Много ты своей рогатиной добудешь?
– Так, друзья мои… попрошу во двор, – Татьяна Борисовна взяла власть в свои руки, тем более что Агафья уже нагрела воду. – Вы, капитан Лузгин, можете остаться. Будете подавать повязки.