Верь мне и жди
Шрифт:
Что было дальше? Ты стал относиться ко мне нежнее и бережнее, требовал, чтобы я наблюдалась у врачей (все-таки это был риск), даже следил за моим режимом и питанием. Много думал о будущем ребенке, беспокоился, а не избалуем ли мы его, как это делают бабушки и дедушки. Возраст-то нешуточный для такого дела. Однажды сообщил, веселясь:
— Американские исследователи выяснили, что после родов женщина умнеет, мозг у нее увеличивается! А те, кто рожает после тридцати семи, могут прожить до ста лет! Так что я теперь спокоен за наследника.
Моя книжка потихоньку раскупалась, я заканчивала второй роман. Судьба твоего нового альбома не была столь гладкой. На радио неохотно брали твои новые песни. Даже друзья, готовые помочь в любых ситуациях, твердили:
— Коля, прости, но это неформат!
Ты был слишком талантлив и мудр для легковесных радиостанций. Так критиковали Моцарта: «Слишком много нот!» И все же по телевидению прогнали твой новый клип, а на радио появилась новая песня и закрепилась там на разных волнах. А потом состоялся юбилейный концерт и одновременно презентация нового альбома. Это был твой триумф, победа!
Никогда не забуду, что переживала я, когда впервые держала в руках диск с твоей фотографией на обложке. Это был выстраданный альбом и честный, как говорил ты. Я слушала его одна: ты куда-то спешил и сунул мне компакт со словами:
— Послушай, потом скажешь, как тебе.
В альбоме были песни, которые уже звучали на предыдущем кремлевском концерте, но я по-новому услышала их. Важна была последовательность композиций, я это сразу поняла. С особым волнением слушала новые песни. Среди них была и та, которую ты пел для нее и о ней. «Не страшно, — утешала я себя. — Песня родилась чудесная, пусть будет». Собственно, передо мной раскрылась история твоей души. Здесь было все, что ты пережил за последние несколько лет. Открытия, падения, любовь, страдание, вдохновение и снова любовь. Последняя песня была мне вовсе не знакома. Я слушала ее и плакала. Ты взволнованно благодарил Бога и любимую за возможность жить и любить. Это не передать никакими словами, только музыка и твой голос… Я не знала, кому ты посвятил эту песню, но спрашивать не стала.
Ты так волновался накануне концерта, что я даже забеспокоилась о твоем здоровье. Подготовка выматывала тебя. Домой ты возвращался без сил, но в прекрасном настроении. Мы вместе продумали твой костюм. Ты наотрез отказался от этнической атрибутики, и мы выбрали более классический вариант, сохранив только детали прежнего костюма.
Я пригласила на концерт Катю и Шурку. Мы не виделись сто лет, они ничего не знали о том, что у меня вышла книга. Про будущего ребенка я сообщила им сразу, не выдержала напора радости. А вот о том, что пишу, я им ничего не говорила. Отложила для них две книжки из авторских экземпляров и подписала. Марина, мой первый читатель и критик, давно уже «курировала» второй роман. Меня радовало то, что ее я тоже увижу на сцене Кремлевского дворца: она, как и прежде, будет играть для тебя в оркестре.
Накануне концерта ты весь день просидел дома, набираясь сил. И на следующий день, такой важный день в нашей жизни, до вечера ни с кем не разговаривал, берег связки. После болезни ты стал осторожным. Во дворец мы поехали вместе. Ты молча вел машину, изредка лукаво поглядывая на меня. Я волновалась не меньше — так мне казалось. Прибыв на место, мы разошлись в разные стороны. Ты в гримерку, я — встречать подруг.
— Там такая очередь, в Александровском саду, как в мавзолей в советские времена! — сообщила Шурка, когда мы наконец нашли друг друга.
— Да, аншлаг, — подтвердила Катя. — Я уж думала, опоздаем на концерт.
Усадив девчонок на первый ряд возле себя, я вручила им по книге.
— Боже мой! Это твое? — возопила Шурка.
— Очень интересно! — более сдержанно среагировала Катя.
— Да. Я тут подписала.
Они углубились в чтение подписей, а я сбежала к тебе. Тебя тормошили, со всех сторон сыпались вопросы, гримерша бегала вокруг. Когда я вошла, ты попросил всех выйти. Я ахнула:
— Ты очень бледный! Тебе плохо?
— Мне страшно, — жалко улыбнулся ты.
На висках твоих блестели капельки пота, взгляд был как у больной собаки.
— У тебя все получится. Мы их победим! — сказала я, отирая бумажным платком твои виски. Потом легонько поцеловала тебя в нос, коснулась губами твоих губ.
— Я люблю тебя, — тихо произнес ты, и я дрогнула. Прижавшись лицом к твоей щеке, я заплакала.
— Смотри не размажь свою боевую раскраску, — улыбнулся ты.
В дверь просунулся Миша:
— Коля, пора начинать! Народ волнуется.
Я обняла тебя крепко-крепко, потом перекрестила.
— Вот теперь хорошо, — выдохнул ты, и мы расстались.
Возвращаясь на свое место, я увидела, что в зале много цветов. Твои поклонницы нанесли тьму букетов. Один особенно привлек мое внимание. Я подняла глаза и вздрогнула. Через два ряда от нас сидела она, твоя нимфа. Это ее вызывающе яркий букет выделялся на общем фоне. Зачем она пришла? Чтобы напомнить о себе или попросить прощения? Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Я первая отвернулась и спокойно прошла мимо.
Усилием воли я заставила себя забыть о твоей нимфе и не оборачиваться в ее сторону. Девчонки тормошили меня, расспрашивая о книге, но мне было не до них. Начался концерт. На сцену вышли музыканты группы и оркестр. Марина кивнула и улыбнулась мне, я ответила ей помахиванием руки.
Ты любишь видеть глаза своих слушателей, поэтому просишь в промежутках между песнями включать в зале свет. Когда выходишь на сцену, первым делом охватываешь взглядом зрительный зал в поисках знакомых лиц. И теперь тоже здоровался со зрителями, как с добрыми друзьями. Зал отвечал взаимностью. Ты запел, и я забыла обо всем.
Музыка потрясала своим мистическим звучанием, сочетанием рока и этнических мотивов. Восток переплетался с Западом. Восхождение на горние выси, пение тибетских монахов, восторг души, коснувшейся Божьей благодати, — все это слышалось в ней. Электрическое звучание гармонично соединялось с пением тростникового инструмента и аккомпанементом индийских барабанов. Над всем этим властвовал твой магический голос неповторимого тембра и невероятной силы.
Каждое слово было понятно и проникало в душу. Я уверена: всякому из сидящих в зале казалось, что ты обращаешься именно к нему. Зал бешено аплодировал, раздавались крики «браво!». После каждой песни тебе несли цветы. В небольших паузах ты разговаривал со зрителями, пил воду, утирал взмокший лоб белым платком. Атмосфера концерта была непередаваемо теплая, пронизанная энергией любви.