Вера Чистякова
Шрифт:
Все оказалось так, как обещала девушка: и добродушная, заботливая Никифоровна, души не чаявшая в хохотушке Гале, и чистенькие комнатки, одну из которых старушка за сходную цену предоставила в распоряжение Романа Ивановича. Отрекомендовав приезжего как своего старого знакомого, Галя ушла.
Она зачастила к Никифоровне, но, когда бы Галя ни приходила, квартиранта дома не было.
— По делам мотается, — отвечала на безмолвный вопрос девушки старушка. — Почернел даже от забот. Работенки подходящей не найдет, что ли? А так из себя мужчина вполне самостоятельный, сурьезный. Ты бы, Галочка, пригляделась к нему. Кто знает, может, тут и судьба твоя.
— Да, как же, приглядишься! Его никогда и дома не застанешь, — отвечала Галя.
А Роман Иванович стал замкнутым. Неудачи неотступно преследовали его. Ранним утром он покидал квартиру и пешком шел к Н-скому заводу, норовя поспеть туда к началу первой смены. Он тщательно всматривался в мелькавшие перед ним лица людей, направлявшихся к проходной.
Потом Роман Иванович спешил на станцию. Там он встречал все поезда, прибывающие с запада. Ровно в шесть часов Роман Иванович появлялся в вестибюле гостиницы «Обь» и просиживал там до десяти вечера. Он читал здесь газеты и время от времени спрашивал, не освободился ли дешевый номер — от дорогих номеров он неизменно отказывался, — сидел, курил и следил за всеми, кто входил в вестибюль. Питался Роман Иванович преимущественно всухомятку, где придется, домой возвращался не раньше полуночи и сразу ложился спать.
Так продолжалось уже десять дней. Человек, для встречи с которым Роман Иванович приехал сюда, все не появлялся. Рыжий стал нервничать, сделался мнительным. Повсюду ему чудились глаза, подстерегающие его; руки, готовые тяжело опуститься на плечи.
Подвыпивший прохожий, случайно задевший его безобидной шуткой: «Ты что, милок, бродишь тут, как потерянный?» — показался ему в первую минуту именно тем, кто выслеживает его. Он отшатнулся от пьяного.
«Так больше нельзя! — сказал себе Роман Иванович. — Нужно действовать!»
Это было на одиннадцатый день его пребывания в Н-ске. Разыскав нужную ему улицу, Роман Иванович принялся расхаживать по заснеженному тротуару вдоль небольшого трехэтажного дома. Вокруг не было ни души, из ворот никто не показывался, а войти в дом он считал для себя опасным. Он уже решил было уходить — сильно зябли ноги, а слоняться взад-вперед по пустынной улице было просто глупо, — но в это время из ворот вышел мужчина с лопатой в руках и занялся расчисткой тротуара. Оглянувшись и приготовившись в случае необходимости быстро ретироваться, Роман Иванович подошел к человеку.
— Послушайте, товарищ! — окликнул он его. — Вы здесь живете?
Мужчина еще некоторое время поскреб лопатой, будто не слыша, потом разогнулся, приставил лопату к штакетнику и, достав из кармана пиджака кисет, начал сворачивать папиросу. Закурив, он важно расправил пушистые усы и только после этого неожиданно тонким голосом спросил:
— Вы чего?
— Да вот, спрашиваю, вы живете на этой улице? — повторил Роман Иванович.
— Знамо, на этой, а то где еще! Я здешний дворник.
— Помогите, голубчик! Я, знаете, здесь в командировке, вспомнил, что в вашем городе мой давнишний знакомый живет, давно не виделись… Название улицы помню, а вот номер дома забыл. Я и хотел узнать…
— Фамилие? — коротко спросил дворник.
— Келлер, Отто-Генрих Келлер, инженер.
— Эва, хватился! Жил твой Отта тут, а теперь на кладбище обретается, — внушительно сказал усач. — Вон как вышло!
— Почему на кладбище? — растерянно спросил Роман Иванович и почувствовал, что ему стало очень жарко.
— Почему? Чудак! Потому что помер. Почему же еще?
— Умер? Келлер умер?
— Расшибся насмерть, едучи по тракту на своей машине. Сам погиб, и машина вдребезги! Чинить нечего. Новая машина! Недолго и попользовался…
— Почему же разбился? Пьян был?
— Этого я точно не знаю. Ни разу его под мухой не видел. А слух прошел, что по гололеду забросило его на телеграфный столб. Так уж оно вышло… — заключил дворник.
— Ну, а что с женой Келлера? — спросил Роман Иванович.
— Живехонька, голубушка, и, можно сказать, по случайности. Была она в отъезде, а то угробил бы ее Келлер вместе с машиной.
— Где же она? — Приезжий с неясной надеждой вскинул глаза на дворника.
— Тяжело ей стало после такого случая, заболела, съехала от нас и после не заявлялась. Была сначала в больнице, я ей самолично вещички носил. Она мне адресок новый дала, если письма будут или кто спросит ее.
— Адресок? Где же он?
— А у меня дома. Коли надо, спиши. Через несколько минут Роман Иванович вышел из дворницкой. В его обличье не осталось и тени растерянности. Он расплатился с Никифоровной, захватил свой чемодан и покинул гостеприимный домик, передав Гале сердечный привет и заверения, что считает себя ее неоплатным должником.
«Да ведь там же находится и Клеопатра! — подумал он, снова вглядываясь в бумажку с адресом. — Какое совпадение! Что же это — знак судьбы, перст божий?»
Той же ночью Роман Иванович исчез из города.
В ТАЕЖНОМ ПОСЕЛКЕ
Кончилась узкоколейка, оборвалась насыпь. За тупиком колея выходила прямо из нетронутого, в лунном свете желтоватого снега. На горизонте чернел лес. Над ним висел светлый рожок месяца. Необычайная яркость казавшихся совсем близкими звезд поразила приезжего.
Он разыскал станционного сторожа, расспросил у него дорогу в леспромкомбинат «Таежный». Сторож сказал, что ни поездов по узкоколейке, ни попутных автомашин на полустанке не ожидают, а когда появится какая-нибудь оказия, с которой можно добраться до «Таежного», — неизвестно. Может, и до вечера ничего не будет.
Высокий человек с небольшим чемоданом в руках нетерпеливо повел широкими, как у борца, плечами и спросил, сколько же километров считается до леспромкомбината. Оказалось, что идти надо километров десять. И он, не раздумывая, двинулся в путь.
Сначала дорога со свежими наметами снега шла по степи, потом привела в лес. Хотя ветер дул слабый, здесь стоял шум, невнятный и монотонный, будто шум дождя, который идет уже много часов подряд.
Забрезжил рассвет. Густой хвойный лес, со всех сторон обступавший путника, раздвинулся, и в белесой мгле показался большой поселок. Огромные снежные подушки на крышах делали строения издали похожими на покрытые белым кремом пряничные домики, выставленные в витринах кондитерских магазинов.