Вера и власть (Империя тысячи солнц - 4)
Шрифт:
Лохиэль содрогнулась. Она ненавидела толпу, и еще больше тех, кто обладал таинственной способностью разжигать ее страсти.
– Люди справедливо опасаются стать носителями того самого зла, против которого выступают, - прощебетала вдруг Штоинк, забавно изогнув головной отросток.
– Мы трое боимся, что это вытекает из вашей двойственной натуры.
Найберг кивнул с улыбкой.
– Панарх уже запретил депортацию - именно потому, что не хочет уподобляться должарианцам. А вы, Старейшина? Согласны ли вы исполнить нашу просьбу - расселить своих сопланетян по Аресу, чтобы они предотвращали
Лохиэль почувствовала печаль. Она всегда думала, что "Шиавоне" так хорошо живется - или жилось до должарской атаки - благодаря ей, как капитану, и ее сожителям. Теперь она поняла, что этим благополучием обязана в основном феромонам, которые сеяли Штоинк-Ниук2~Ву4, избравшие ее корабль как средство осуществления своего плана по спасению генома Старейшины.
Она ощутила на себе серьезные взгляды троицы.
– Мы так и не извинились перед тобой, Лохиэль, - сказала связующая, и Лохиэль поняла, что они разгадали ее мимику.
– Мы можем только просить, чтобы "Шиавона" и впредь оставалась нашим гнездом, а твое имя уже занесено в анналы храма Пресвятой Троицы, как имя праведницы и защитницы Расы. Тройка, танцуя, приблизилась.
– Мы трое уже объявили, что келли временно отказываются от своего нейтралитета. Должар сделал этот выбор за нас. Поэтому можете располагать нами тремя и всеми нашими троицами, адмирал.
Камерон позже тоже извинился перед ней.
– Мне нелегко это далось, но ты же слышала, что происходит на Аресе. Впрочем, ты могла сказать "нет".
– Да ну?
– И Лохиэль покраснела, увидев, как огорчился ее кузен. Прости, Камзи, - сказала она, назвав его детским именем.
– Конечно, я могла - и все-таки не смогла. Я уверена, что Найберг и даже Фазо играют честно. Мне просто противно быть там, где я есть, и делать то, что я делаю.
– Ты всегда терпеть не могла делать то, что тебе велят, - усмехнулся Камерон.
– И, наверное, удивилась, когда рифтерство стало предъявлять тебе свои требования.
– Поначалу да. Но с этими требованиями я была согласна.
Он поднял бровь.
– Ну, скажем, в основном.
– Здесь то же самое. Надо только постараться найти побольше пунктов согласия.
Ивард нашел Тате Кагу в большой комнате с компьютерным пультом.
Старик, искренне обрадовавшись его приходу, вернулся к своему занятию. Тихая комната создавала гармонию для всех органов чувств. Приятно было парить среди неподвижных пузырьков, усеивающих все обширное сферическое пространство. Многоугольные видеоэкраны на стенах показывали виды пустыни: голые дюны и причудливой формы скалы под густо-синим небом с летящими облаками.
Ивард развернул свой синестетический дар и ощутил удовольствие с примесью почтения. В этой комнате не чувствовалось никакого дискомфорта. Все подходило идеально! Он посмотрел на старого нуллера, такого сморщенного и ветхого. Ивард знал, что Тате Кага - профет, но никогда не понимал, что это за штука такая. Брендон на "Телварне" как-то попытался объяснить ему это: "Они погружаются в коллективное бессознательное, в "нас", и ищут там символы, необходимые людям для совместной жизни".
Ивард тогда подумал, хотя и не сказал вслух, что чистюли просто дурачат его. Теперь, глядя вокруг себя, он так не думал.
Он смотрел на сильные, жилистые руки нуллера, уверенно летающие над клавишами. Прямо как танец, отточенный за несколько столетий. Со своего места Ивард видел и экран Тате Каги, но там мелькали какие-то бессмысленные знаки - хуже тенноглифов, которые Маркхем заложил в орудийный пульт "Телварны", а Брендон нашел.
В центре экрана виднелась Мандала, древняя модель космоса - волнистый круг с крестом внутри. В четырех частях круга (впрочем, нет, теперь Ивард видел его трехмерным) вдоль шести осей Мандалы располагались рядами странные, архаические символы. Они складывались в постоянно меняющиеся узоры. Ивард благодаря своему синестетическому восприятию различал их, но не понимал, что они значат. Некоторые из них были просто безобразны.
Ивард отвернулся. Может, старый нуллер разработал какой-то свой язык. Времени у него было хоть отбавляй. Интересно, каково это, когда тебе несколько сотен лет?
Ивард взмыл наверх, к длинной широкой платформе, и растянулся на упругом ковре из живого мха с мелкими желтыми цветочками, вдыхая свежий запах и размышляя об огромном веке Тате Каги.
Старик на свой лад тоже выходит за пределы человеческого - возможно, этим и объясняется, что у него, одного из всех людей, такой дом.
– Хо, Яичко!
– сказал нуллер.
– Дулу привыкли видеть меня над собой, но в Четвертом Мире я внизу. Если смотреть на Дулу снизу, они все голые, хохотнул он и выключил пульт.
– Не самое лучшее зрелище.
Оттолкнувшись от воздушного шарика, он взлетел на платформу и лег лицом к Иварду, поджав под себя ноги.
– Сегодня моя мастерская предстала перед тобой в новом свете, правда?
– Ты тоже это видишь?
– воскликнул Ивард. Нуллер подмигнул ему.
– Глаза у меня есть, но ты ведь не это имеешь в виду.
– Он легонько потянул носом воздух.
– Ты был у келли?
Ивард, захлебываясь словами, попытался объяснить, что с ним произошло. Когда он умолк, Тате Кага медленно произнес:
– Здесь ты намного превзошел меня.
– Он обвел комнату тонкой, как палка, рукой.
– В ней заключено около семисот лет жизни и мечты. Но то, что я получаю в Сновидении, ты имеешь среди бела дня.
– Нуллер расплылся в широкой ухмылке, блестя глазами из массы морщин.
– Итак, назови же мне третье значение моего имени, Яичко, из которого стараниями келли вылупилось нечто неожиданное!
Ивард уставился на него. Значит, он, юнец, добился большего, чем Тате Кага за свои шесть с лишним веков? Эта мысль ошеломляла.
– Создающий Ветер, - сказал Ивард машинально. Первое значение он угадал еще в их первую встречу в саду келлийского анклава.
– Твой пузырь невесомости создает ветер, и еще ты любишь бобы.
– А еще?
Ивард полностью открылся своим ощущениям. Новое восприятие Тате Каги и его комнаты, воспоминания о разговорах, в которых он участвовал и которые слышал, - все это представало перед ним как сложное целое, и из этого целого возникли слова Верховной Фанессы, которые она сказала, сидя у его постели во время долгого перелета с Дезриена на Арес: "Ветер веет, где хочет, но никто не знает, откуда он приходит и куда уходит".