Вера в мехах

«Мазохистка», - подумала Вера, открывая тугую дверь магазина. Внутри было тепло, бело и пахло кофе. Меха важно висели на деревянных «плечиках». Енот шептался с лисой, хихикали нутрии, подмигивал завитками каракуль.

– Возьмет! – важно заявил бобёр.

– Эта-то?! – фыркнула норка.

– Что, что, что такое? – всполошились крашеные кролики.

– Покупают, - ответил им енот.

Вера заходила в меховой салон пару раз в месяц. Рассматривала шубки, парки, свингеры, иногда гладила мех, но никогда не мерила. Потому что надеть, ощутить

ласковую тяжесть, почувствовать запах меха, угреться, разглядеть отражение в зеркале, а потом снять и уйти – это было выше ее сил.

Вера была не какая-нибудь мечтательная нищебродка, а в меру преуспевающий бухгалтер. Но позволить себе шубу не могла. Потому что год назад прикупила в ипотеку квартирку, однушечку-хрущобу в панельной шестиэтажке, и почти все средства уходили туда, в пасть вечно голодного банкомата, или в окошко - улыбающейся банковской девушке в красном шейном платочке. А приобретать вожделенную шубку в рассрочку Вера не хотела. Во-первых, она умаялась от полужизни в долг, и, во-вторых, это же совсем не то, это какие-то розы в кредит получаются, а не покупка. Поэтому Вера копила на шубу, как в достопамятные времена – медленно, ох, медленно – и время от времени заходила в магазин, чтобы приобщиться к прекрасному.

Вера стояла и любовалась голубой норкой, когда к ней подошла миловидная – других здесь не держали – продавщица-блондиночка.

– Хотите примерить?

– Н-нет, - помотала головой Вера.

– У нас распродажа прошлогодней коллекции, - со значением добавил женский голос из-за стойки с каракулем.

Вера оглянулась и решила, что у нее двоится в глазах. Из-за стойки показалась вторая продавщица, точь-в-точь такая же, как и стоящая рядом с Верой: лицо, одежда, фигура – только рыженькая. Вера зажмурилась и вновь открыла глаза. Продавщиц было по-прежнему две, и они по-прежнему были одинаковыми.

– Два дня, - заявила блондинка.

– Да-да, осталось два дня, - подтвердила рыжая.

– Осталось до чего?

– До конца года, - невозмутимо пояснила блондинка.

– И распродажи, - добавила рыжая.

– Скидка пятьдесят процентов, - заговорщически сообщила белокурая продавщица.

– Сколько-сколько? – поперхнулась Вера.

– Пять-де-сят, - отчеканила, как пароль, рыжая.

Тут-то у Веры и закружилась голова. Ведь у нее было – было! – полшубы на дебетовой карточке. И карточка – синий пластиковый билетик к счастью – лежала в сумке.

– Да вы примерьте, примерьте, - заворковала блондинка.

Вера протянула руку и коснулась воротника шубки, висящей перед ней. Несмело расстегнула пуговицы. А потом уверенно, по-хозяйски сняла шубку с «плечиков».

Вера шла домой и наслаждалась шубовладением: теплом, легкостью, шелковистым шуршанием. Руку приятно оттягивал пакет с дубленкой. Окружающая действительность играла радужными красками. Белое одеяние города щедро украсили пайетки витрин, броши наряженных елок, позументы развешанных на улице гирлянд.

Вера представляла, какое лицо будет завтра у Шурика. Ах, какое… Он поднимет брови и спросит: «Откуда?» - а Вера загадочно улыбнется. Тогда Шурик нахмурится: «Что, поклонник подарил?» А Вера скажет: «Я девушка самостоятельная, захотела – и купила». Она помнила, как жаловался Шурик на жену, выпрашивающую очередную шубу.

Главным недостатком Шурика – умницы, красавца, обаяшки и просто хорошего человека – было его гражданское состояние. В связи с ним – состоянием – на Верину долю приходилось немало огорчений. Встречи были коротки, ответственные моменты прерывались телефонными звонками, все праздники Шурик отмечал в семейном кругу. Он уже два года собирался развестись, но скоро только сказки сказываются.

На сей раз Шурик как-то хитромудро всё устроил: отправил жену и дочь к родителям и обещал непременно быть у Веры. Встречать Новый год.

Дома Вера осторожно повесила в шкаф меховое чудо и провела рекогносцировку. В квартире порядок, продукты в холодильнике, платье – ждёт в шкафу. Вера вздохнула, завидуя самой себе завтрашней, и заступила на кухонную вахту: резать, смешивать, мариновать.

Утро тридцать первого выдалось ясным. Вера из окна полюбовалась на солнце, укутанные в белое тополя во дворе, сверкающий снег и подумала, что такой день плохо кончиться не может. Намеченное шло по плану: неторопливый завтрак, «Ирония судьбы» по телевизору, последние штрихи в уборке. Вера не спеша готовилась к празднику и блаженствовала, чуточку волновалась за гуся в духовке и от этого еще острее чувствовала: жизнь прекрасна.

Вечером всё было готово к приезду Шурика: и стол накрыт, и Вера при марафете. Она подмигнула в меру пухленькой брюнетке в зеркале, еще раз проверила, включен ли домофон, и устроилась в кресле с бокальчиком «Шираза». По давнему уговору Вера никогда не звонила Шурику сама. Да и зачем звонить? Обещал быть в девять – приедет.

В четверть десятого Вера сделала скидку на задержавшие его дела. В половине десятого – со смаком обругала пробки на дорогах. Без пятнадцати десять она принялась вышагивать по коридору, не упуская домофон из виду: лампочка на нем начинала мигать за секунду до звонка. В десять зазвонил телефон.

– Алло!

– Привет, котёночек! С наступающим! – Шурик был игрив и весел.

– Привет! Ты скоро? – Вера изо всех сил старалась говорить спокойно, как ни в чём ни бывало.

– Котёночек, видишь ли, такое дело… - Шурик замялся.

Вера явственно представила, как он поджимает губы в поисках нужных слов.

– Я не смогу приехать, - сформулировал, наконец, Шурик.

– Как – не сможешь?!

– Ну… так. Не смогу. Котёночек, ты же у меня все понимаешь…

– Понимаю. Понимаю, конечно. С наступающим.

Вера аккуратно положила трубку, скинула туфли на шпильках и босиком вернулась в кресло.

Скалился хрусталем стол. В соседней квартире громко издевались над караоке. Вера сидела и понимала, понимала, понимала…

От раздумий её отвлек громкий стук. Вера подняла голову и осмотрелась. Ничего особенного.

– Бум-бум-бум! – стук повторился. Звук доносился от окна.

Вера посмотрела туда и ахнула: Дед Мороз! Самый настоящий Дед Мороз - в красном тулупе, в колпаке, с окладистой бородой - висел на каких-то веревках, которые держались под мышками. Посреди новогодней ночи, за окном пятого этажа.