Вердикт двенадцати (сборник)
Шрифт:
— Что ж, моя версия тоже позволяет сделать такое допущение, — заметил Бридон.
— Не спорю. Но ты безнадежно запутываешься в психологических домыслах. По-твоему, человек совершает самоубийство, оставляя сообщника, который потом закроет газ. Удивительно, как мы, люди, обожаем стороннее вмешательство, и все-таки я не верю, что у самоубийцы могут быть сообщники. Кроме разве что всем известных «соглашений о смерти». Ведь попробуй скажи кому-нибудь, что надумал покончить с собой, и он не только постарается тебя отговорить, но и предпримет тайком шаги, которые помешают тебе исполнить задуманное. Здесь у самоубийцы не иначе как был сообщник; стало быть, это не самоубийство, а убийство. И все же убийца, ничуть не стремясь выдать свое деяние за самоубийство, очень хотел однозначно показать,
Сведения, полученные сегодня утром, выводят меня на совершенно иной след. Есть на свете человек, причем один-единственный, в чьих интересах убить Моттрама, и непременно так, чтобы не возникло ни малейших подозрений насчет самоубийства. Я имел в виду, разумеется, молодого Симмонса. Он, скорее всего, думал, что убийство Моттрама в его интересах, ведь если Моттрам доживет до шестидесяти пяти, страховка будет аннулирована. Это был для Симмонса предпоследний шанс, учитывая, что ежегодные визиты Моттрама в Чилторп предоставляют оптимальную возможность с ним разделаться. Через два года Моттраму стукнуло бы шестьдесят пять, и полмиллиона — тю-тю. Были и другие причины для спешки: как знать, вдруг Моттраму взбредет на ум составить новое завещание? И Симмонс рассудил, что достаточно отделаться от одинокого, заскорузлого старого холостяка, уготовив ему безболезненную смерть, и он, ближайший родственник, спокойненько положит в карман пятьсот тысяч. При этом не должно возникнуть ни малейших подозрений насчет самоубийства, поскольку любое подозрение такого рода означало бы, что ваша Компания откажется выплачивать страховку и полмиллиона опять же исчезнут как дым.
Когда молодой Симмонс через окно первого этажа проник в «Бремя зол», он боялся только одного — неправильного вердикта. По натуре он не способен на хладнокровное убийство. С развитием цивилизации преступления вообще делаются все более изощренными: человеку все труднее убить другого своими руками. Симмонс мог бы дать своему родичу яд, но нашел более надежный способ и отравил его газом. Однако оружие, к которому он прибег, имеет изъян — оно может подвести коллегию присяжных к ложному выводу. Поэтому нужно было не просто убить жертву, но оставить улики, подтверждающие факт убийства. И вот, открыв газ в комнате спящего, он часа два выжидал снаружи, затем вернулся, распахнул окно, чтобы проветрить комнату, и закрутить газовый вентиль, предварительно убедившись, что жертва умерла.
Как он проделал фокус с дверью, я не знаю. Со временем выясним. А пока для твоего сведения: один из приятелей, которых я завел вчера вечером в баре, сообщил, что после закрытия Симмонс отирался возле гостиницы, хотя в баре не появлялся (он трезвенник). И было это как раз в ночь убийства. Вот тебе один — ноль в мою пользу. Есть и еще кое-что, о чем ты тоже знал, но особо не задумался. Помнишь письмо на столе у Моттрама? Ответ корреспонденту по имени Брут. Я не поленился и добыл в редакции номер с его статьей. Статья грозная, предупреждающая Моттрама, что его ждет возмездие за те эксплуататорские методы, какими он добыл свой капитал. И подпись — «Брут»… У тебя классическое образование, мог бы и сообразить, в чем тут соль; я-то смотрел в энциклопедии. Брут [13] был не просто демагог, он возглавил восстание, в результате которого его дядя по матери, царь Тарквиний, был изгнан из Рима. Как видишь, здесь те же родственные отношения, что и между Моттрамом и Симмонсом.
13
Брут,
В общем, я запросил ордер на арест. Но спешить с его использованием незачем; пока Симмонса не спугнули, он вполне способен ненароком себя выдать. Поэтому я установил за ним наблюдение. Ты, конечно, пойди к нему, побеседуй, составь себе впечатление, но я уверен, ты лишнего не скажешь, о моих домыслах не проболтаешься. А двадцать фунтов мне тоже не к спеху…
Бридон просто онемел. Он словно воочию видел, как все происходило, мог до тонкости проследить ход рассуждений преступника. И тем не менее полной уверенности у него не было. Он уже собрался сказать об этом Лейланду, как вдруг некое обстоятельство отвлекло его от темы.
— Лейланд, — проговорил он очень спокойно, — ты не куришь, моя трубка погасла минут десять назад — так откуда же тянет сигаретным дымом, а?
Лейланд мгновенно насторожился и посмотрел по сторонам. Только теперь он осознал, до чего иллюзорно их уединение. Дождь кончился, и вполне может быть, что кто-то посторонний стоит за стеной и подслушивает возле одной из несчетных щелей. Схватив Бридона за руку, полицейский выскочил наружу и метнулся за угол. Там никого не было. Но у самой стены валялся окурок, расплющенный и грязный, будто на него наступили ногой. Лейланд поднял его — крохотная искра и тонкая струйка дыма красноречиво свидетельствовала, что сигарету затоптали буквально только что, и не слишком удачно.
— «Галлиполи», — прочитал он, осмотрев окурок. — Здесь таких не купишь. Сдается мне, Бридон, что мы вышли на свеженький след. Имеет смысл оставить окурок на том месте, где мы его нашли.
Глава 11
ВОЕННОЕ ИСКУССТВО АНДЖЕЛЫ
— Анджела, — сказал Бридон, разыскав жену, — есть задание.
— Какое же?
— Ты должна устроить так, чтобы Бринкман и Поултни открыли свои портсигары и при том не догадались, что мы их проверяем, вот и все.
— Майлс, так не пойдет. Ты знаешь, я не умею работать вслепую. И вообще, терпеть не могу, когда между мужем и женой нет полного доверия. Садись и рассказывай. Но сперва примем меры предосторожности. — Она опустила заслоночку, которая прикрывала изнутри замочную скважину.
— Ну хорошо. — И Бридон рассказал давешнюю историю с окурком. — Это почти наверняка кто-то из гостиницы. Бринкман и Поултни оба курят, и мне бы, конечно, ничего не стоило попросить сигарету, сославшись на то, что мои-де кончились. Но как раз это может насторожить таинственного слухача. А мне вовсе неохота шастать вокруг и подбирать бычки. Поэтому ты должна направлять разговор и как бы невзначай выяснить, какие сигареты курит каждый из них, причем так, чтобы они ничего не заподозрили.
— Почему бы не выкрасть сигареты из их комнат?
— Можно и так. Но поскольку в конце войны люди начали курить всякую гадость, никто не возит с собой запас «своих» сигарет. Курево покупают на месте. Эти «Галлиполи» — марка необычная, у владельца их осталось явно немного, и надежней всего поискать у него в кармане. В общем, надо попытаться.
— Запустим пробные шары, да? — задумчиво сказала Анджела. — Ладно, попытаюсь. Только ты не вмешивайся, сиди себе и обеспечивай прикрытие. А пока лучше ступай вниз и перехвати в баре чего-нибудь для веселья, потому что я намерена переодеться к ужину.
— Переодеваться к ужину? В такой дыре? Зачем?
— Ты не понимаешь главного. Если я должна полностью контролировать разговор, то и выглядеть должна лучше всех. Впечатлительному старичку вроде Эдварда это не безразлично.
Спустившись к ужину, Анджела и правда выглядела очаровательно, хотя чуточку экзотично. При виде ее буфетчица едва не уронила на пол суповые тарелки.
— Много ли вы увидели в Пулфорде, миссис Бридон? — спросил Бринкман, узнав об их поездке.
— Много ли? Да я теперь просто тамошний старожил. Отныне зрелище детской коляски, вернее, канализационной трубы будет наполнять меня самыми теплыми чувствами. Муж пировал с духовенством, а меня на целых три часа оставил одну.