Вердикт
Шрифт:
Был еще Уиллис, он стоял, прислонившись к стене, у флага и, казалось, снова впал в дремотное состояние: рот приоткрыт, из правого уголка рта стекает струйка слюны. В конце прохода, прямо перед Харкином, в сотне футов от него, главный вход охраняли Джип и Рэско. Джип в этот момент сидел в заднем ряду на ближнем к двери месте. На кончике его мясистого носа торчали очки, он просматривал местную газету. Два месяца назад он перенес операцию на бедре, и ему трудно было долго стоять на ногах, поэтому ему разрешили сидеть во время суда. Рэско, более молодому из них, было под
Пока шел отбор жюри, Харкин требовал, чтобы охранники стояли повсюду, но когда начали заслушивать свидетелей, напряжение спало. Теперь это был лишь обычный рутинный гражданский процесс, хотя и с огромными ставками.
Харкин оценил силы, которыми располагал, и принял решение цель не атаковать. Он быстро написал записку, подождал немного, чтобы усыпить бдительность человека в зале, потом незаметно пододвинул ее Глории Лейн, окружному секретарю, сидевшей за маленьким столиком внизу, рядом с судейской скамьей, напротив свидетельского места. В записке содержалось распоряжение хорошенько запомнить указанного им человека, но так, чтобы он не заметил, что за ним наблюдают, затем выскользнуть через боковую дверь и послать за шерифом. Были там распоряжения и для шерифа, но, увы, они так и не понадобились.
Поприсутствовав более часа при безжалостном перекрестном допросе доктора Бронски, Дойл собрался уйти. Девушки нигде не было видно, да он и не ожидал ее увидеть. Он просто выполнял приказ. Кроме того, ему не нравилась суета с записками вокруг судейской скамьи. Он тихонько свернул газету и, не привлекая внимания, улизнул из зала. Харкин наблюдал за ним, не веря своим глазам. Он чуть было не схватил стоящий перед ним на штативе микрофон и не закричал, чтобы тот вернулся, сел на место и ответил на несколько вопросов. Однако сумел сохранить самообладание. Была надежда, что человек вернется.
Николас смотрел на Его честь, оба казались растерянными. Кейбл сделал паузу между вопросами, и судья вдруг неожиданно стукнул молоточком:
— Десятиминутный перерыв. Полагаю, присяжным нужен короткий отдых.
Уиллис перепоручил задание Лу Дэлл, которая, просунув голову в дверную щель, сказала:
— Мистер Истер, можно вас на минутку?
Николас следовал за Уиллисом через лабиринт узких коридоров, пока они не остановились у двери кабинета Харкина. Судья сидел один, без мантии, с чашкой кофе в руке. Велев Уиллису идти, он запер дверь.
— Садитесь, пожалуйста, мистер Истер, — сказал он, указывая на стул напротив заваленного бумагами стола. Это не был его персональный кабинет, он делил его с другими судьями, заседавшими в том же суде. — Кофе?
— Нет, спасибо.
Харкин грузно опустился в кресло и наклонился вперед, опершись на подлокотники.
— Итак, расскажите мне, где вы видели этого человека? Видеозапись Николас приберег для более ответственного момента. Для этого разговора он подготовил другую легенду.
— Вчера, после того как вы нас распустили, по пути домой я зашел в магазин Майка, что за углом, купить мороженого. Войдя, я оглянулся и увидел снаружи на тротуаре человека, который заглядывал внутрь. Он меня не видел, но я понял, что уже где-то с ним встречался. Купив мороженое, я пошел домой. Подозревая, что этот человек будет следить за мной, я начал всячески петлять и убедился, что он действительно идет за мной.
— Вы сказали, что видели его раньше?
— Да, сэр. Я работаю в компьютерном отделе торгового центра, и однажды вечером этот парень, я уверен, что это он, ходил туда-сюда возле входа и заглядывал внутрь. Позже, во время перерыва, когда пил кока-колу, я заметил его на другой стороне улицы.
Судья немного расслабился и пригладил волосы.
— Скажите честно, мистер Истер, кто-нибудь из ваших коллег упоминал о чем-либо подобном?
— Нет, сэр.
— А вы мне сообщите, если что-то услышите?
— Конечно.
— Ничего дурного в том, что мы тут поболтаем немного, нет, но я должен знать, если что-нибудь случится.
— А как мне дать вам знать?
— Пошлите записку через Лу Дэлл. Просто напишите, что нам надо поговорить, не уточняя о чем. Бог ее знает, вдруг ей захочется прочесть записку!
— Хорошо.
— Договорились?
— Разумеется.
Харкин глубоко вздохнул и начал рыться в своем кейсе. Выудив оттуда газету, он протянул ее через стол Николасу.
— Вы это видели? Сегодняшняя “Уолл-стрит джорнэл”.
— Нет. Я ее не читаю.
— Ясно. Так вот, здесь напечатана большая статья о нашем процессе и о тяжелых последствиях, которые постигнут всю табачную промышленность, если будет вынесен обвинительный приговор.
Такой момент Николас не мог упустить.
— У нас только один человек читает “Уолл-стрит джорнэл”.
— Кто?
— Фрэнк Херрера. Он прочитывает ее каждое утро от корки до корки.
— И сегодня?
— Да. Пока мы ждали, когда нас позовут, он, по-моему, дважды все перечитал.
— Он что-нибудь говорил по этому поводу?
— Мне — нет.
— Черт.
— Но это не важно, — глядя в стену, сказал Николас.
— Почему?
— Потому что он уже принял решение.
Харкин снова подался вперед и тяжело уставился на Николаса:
— Что вы хотите этим сказать?
— По-моему, его ни за что нельзя было выбирать в жюри. Я не знаю, что он написал в анкете, но это наверняка была ложь, иначе его здесь бы не было. И я отлично помню, какие вопросы задавали во время устной беседы, на них он тоже не ответил откровенно.
— Я вас внимательно слушаю.
— Ладно, Ваша честь, только постарайтесь сохранять самообладание. Вчера рано утром у нас с ним состоялась беседа. В комнате присяжных мы были одни, и клянусь, мы не обсуждали обстоятельств этого конкретного дела. Но разговор как-то вышел на сигареты, на то, что Фрэнк бросил курить много лет назад и презирает всех, кто не может сделать того же. Он, знаете ли, отставной военный, а они весьма прямолинейны и резки в...
— Я тоже отставной морской пехотинец.