Верхний этаж
Шрифт:
Семен застонал, вспомнив то время. Бешено задергалась щека, и градины холодного пота снова выступили на лице. Промакнув их подушкой, он затряс головой, отгоняя навязчивые воспоминания, и сел на кровати.
За окном уже начинался робкий осенний рассвет. Часы показывали половину пятого. Стрелки, как напоминание о чем-то приятном, сняли с Семена напряженность. «Не проспал!» — подумал он и оделся, стараясь не шуметь и не разбудить ребят.
В подвал он пришел без четверти пять, но завхоз был уже там.
— Молодчага! — поприветствовал он Семена. — Похоже, что мы сработаемся…
Семен наклонился над ящиками и увидел сквозь щели черно-лаковые кафельные плитки. Подсунув плечо под веревку, он выпрямился. Ящики были довольно тяжелые, но легли удобно — один за спину, другой на грудь.
— Куда нести?
— Не торопись! — Завхоз двусмысленно улыбнулся. — Наряд на работу сейчас тебе выпишу.
Он оторвал от рулона клочок оберточной бумаги и написал что-то на нем.
— Пойдешь по этому адресу… Это рядом… Этаж третий — можешь на лифте… Отдашь плитки и получишь деньги. Сколько — тебя не касается. Там знают. Все принесешь мне.
Возможно, кто-нибудь другой не сразу сообразил бы, что за поручение дает ему завхоз. Но у Семена нюх на таких людей был обостренный. Двусмысленная улыбочка уже насторожила его, а когда он услышал, в чем заключается «наряд на работу», то больше не сомневался, что перед ним жулик. В глазах у Семена зарябило и возникло смутное виденье той самой «Волги», от которой он безуспешно старался умчаться во сне. «Почему он ко мне сунулся? — резанула обидная мысль. — Прошлое у меня на морде отпечаталось, что ли?» Он скособочился и опустил правое плечо. Веревка соскользнула — ящики грохнулись на пол.
— Разобьешь, дурила! — крикнул завхоз.
— Сам неси! — чуть шевеля губами, процедил Семен. — Не к тому стукнулся!
— К тому-у-у! — с деланной улыбкой произнес завхоз.
— Еще раз стукнешься — ушибешься!
У завхоза был выбор: либо разыграть невинность, пристыдить парня за то, что он посмел подумать что-то плохое, и, приказав вернуть деньги, забыть о нем. Либо припугнуть его и под страхом разоблачения заставить его подчиниться. Для мелких махинаций ему позарез нужен был помощник. Семен казался самым подходящим. Не хотелось терять его.
— Ты паиньку из себя не корчи — не получится! — многозначительно сказал завхоз, потирая лысину. — Видел тебя с тем хлопоногим. И слышал… Я не судья, но думаю, что на десятку потянет. На двоих, конечно, — по пять лет на брата.
— Врешь! — Семен яростно выкатил глаза. — По пятерке на троих — с тобой вместе! Пятнадцать получится!
Это была явная угроза на угрозу, и почувствовал завхоз, что парня на испуг не возьмешь, а себе неприятностей схлопочешь. Пришлось бить отбой. Сделав вид, что он не понял и не принял на себя угрозу, завхоз разорвал «наряд на работу» и спокойно сказал:
— Если вас трое, то выйдет пятнадцать. Не спорю!.. Но я не судья, разбирайтесь сами… Иди досыпай. Не забудь вернуть деньги.
— Если и не верну — заткнешься! Шуршать не захочешь! — со злорадной ухмылкой ответил Семен. — Но я отдам — подавись ими!..
В пять часов Семен уже снова лежал в кровати, но спать больше не мог. Мешал не страх. Знал он, что завхоз не решится рассказать кому-нибудь о своих подозрениях. Да и что он расскажет? Ну, видел, как Семен встретился с одноногим парнем. Ну, слышал, что тот требовал от него денег. Что из этого?.. А у Семена факт — ящики с дефицитными черными плитками. Интересно, понесет ли он их сам? Вот бы сцапать с поличными! Разбудить ребят — и «застукать» по дороге!..
Но не ему, Семену, ловить жуликов! Не с его прошлым! Шерлок Холмс сам замазан по уши!.. От этой мысли тяжко становилось и тоскливо. Вычеркнуть бы из памяти, выскрести бы из жизни всех, кто повлиял на него когда-то, — и пьяницу отчима, и калеку Сороконога, и всю его «компаху»…
Вспомнилась и мать — маленькая, как девчонка, добрая, ласковая, но безвольная, забитая и запуганная мужем. И что она нашла в нем — в забулдыге с лиловым носом и пудовыми кулаками?.. Семен жалел и ее, и себя. Но жалость к себе смешивалась со злостью на себя же. А когда он думал о матери, жалость была чистой и выжимала скупые, скрытые от всех слезы.
Часов в семь зашевелился на кровати, зевнул и, выпростав руки из-под одеяла, сладко потянулся Петька Строгов. Он всегда просыпался раньше всех и удивился, заметив, что Семен уже не спит.
— Что это с тобой? Вчерашний кран приснился?.. Подъехал — и цап тебя клешней за нос!
— Хуже! — отозвался Семен.
— А здорово мы вчера с тобой поработали! — вспомнил Петька, натягивая брюки. — Эти блоки хоть и одинаковые, а дома из них можно сложить совсем разные, непохожие, любой формы… Цветком бы попробовать! А вместо фундамента — подвижная платформа, как сцена в театре. И чтобы она за солнцем поворачивалась, вроде подсолнечника.
— Развалится, — пробурчал Борис Барсуков, разбуженный их голосами.
— Что развалится?
— Цветок твой… Раствор не тот пошел — на воде. Раньше его — на молоке. И яйца клали. Потому и крепость была… Когда трубу чистил — ни один кирпич не отвалился. Вот это раствор.
— Теперь в него морских медуз добавляют, — сообщил Петька вычитанную где-то новость. — Схватывает получше молока с яйцами!
— Чепуха! — веско сказал Семен. — Мне Конь рассказывал — железный клей скоро изобретут. Берет намертво. И не по кирпичику — целыми секциями лепить будут.
Олег тоже проснулся и, прислушиваясь к разговору ребят, вновь ощутил зависть. Они болтают что-то о чудесном клее, о старой трубе, о домах-подсолнечниках. Все это, может быть, и чепуха, но важно другое — им интересно! А ему?.. Неприкаянным назвала его Зоя. Так оно, пожалуй, и есть. И Олегу нестерпимо захотелось хоть как-то вмешаться в их разговор, чтобы развеять горькое чувство отстраненности.
— У кого этот железный клей? Дайте мне! — с шутки начал он. — Надо объявление приклеить!
Он достал из тумбочки рулон бумаги и развернул его так, чтобы ребята могли прочесть текст, который он сочинил вчера после ухода Зои. Там было написано: «Этот ящик — твой тайный и надежный друг. Если тебе плохо — опусти сюда записку. Друг поможет тебе немедленно и дает слово, что никто не узнает, какая случилась у тебя беда».