Верхняя Москва. Русский блицкриг
Шрифт:
– И где эта… Гюль?
– Клянусь – понятия не имею. Не исключаю, что он ее убил.
А если нет? От мысли, что где-то бродит искусственное создание с памятью и чувствами покойной матери, у Богуслава мороз пробежал между лопатками. Нырнув в свои мысли, он пропустил часть рассказа Вероники.
– …Счел виноватым Рода. Мужчины вообще не любят признавать собственную вину и нести ответственность. Поэтому следующий эксперимент у него вышел как месть – взрыв в пустынном лесу у Твери.
– Где находился я, а также полк погранвойск на учениях. Погибло
– Вы же могли взорваться!
– Запросто. Но больше другое волнует. Допустим, вы отправили меня в Шанхай в логово «Минтяй» независимо от гешефтов с отцом. Посчитали, что мой метод «затычки» перехода снизу слишком медленный, и заказали повторный взрыв наподобие тверского. Но Ярослава перехватили не у вашего дома или офиса, а только на следующие сутки. Вы его сдали Чену целенаправленно, а не случайно, через неделю – меня. Не верю, что только ради ставки на красное. Деньги для вас важны, но это не все. Расскажите о других мотивах.
Вероника хрустнула пальцами. Этот звук она издавала даже реже, чем матерщину – несмотря на магическую поддержку телесного здоровья берегла суставы.
– Я что, на исповеди? – раздраженно буркнула дама, чей лимит открытости исчерпался. – Ты ни разу не похож на моего духовника. Тем более мусульманин.
– С религией сложно. В юности поклонялся ложным богам, мои молитвы попадали в копилку искусственного интеллекта, а не к истинному Аллаху. Не хотите говорить – не надо. Тогда послушайте меня. Мага высокого уровня захватить крайне не просто. Его подкараулили благодаря вам и обрушили на ноги автоматные очереди из шести стволов. Энергетика ауры ухнула в защиту, когда истощилась – ему пережгутовали культи на обрывках бедер и непрерывно избивали, прижигая током, поддерживая на грани жизни и смерти. Чтобы только не пытался магичить. Скажите, он настолько вам досадил?
– Неужели? Странно. Я знала, что Ярослав у Чена, но не ощутила ни малейшего дискомфорта.
– Разлюбили, и ауры расцепились. Теперь можно творить с ним что угодно.
– Нет! Ты не понимаешь. В день взрыва в Шанхае его приложило отдачей. Меня тоже встряхнуло. Поэтому была уверена, что, если с ним начнут делать пакости, непременно почувствую. В одном ты прав – разлюбила. Не тогда, когда ненавидела за уход к искусственной Гюль. Гораздо позднее, после взрыва в «Минтяй». Он ночевал у меня за сутки до пленения. И я поняла: мне наплевать. Пришел – и ладно. Исчез бы на год, тем лучше. Нелюбовь – это не ненависть, а равнодушие.
– Но что-то все равно вас задело. Именно в последнюю встречу. Оттого спустили на него собак Чена.
– Я что, совсем разучилась закрываться? А, ладно. Мы болтали ни о чем. Вспоминали прошлое, шутили. И вдруг спросила у него – если секс со мной ради развлечения тебе нравится, ради зачатия
– Тем самым оскорбил до глубины души. Значит – про равнодушие ложь.
– Нет. – Вероника встала и прошла к зеленым зарослям, поверх которых открывался захватывающий пейзаж китайского района Москвы, после гражданской войны в Поднебесной постепенно выкупаемый славянами обратно. – Ударить может и нелюбимый. И достаточно больно, если знает куда.
– По-вашему, вы в расчете? Он отказал вам, его обрекли на неделю нескончаемых пыток и чуть не убили. Неэквивалентно.
– Знаешь, юноша, давай я сама займусь балансом взаимных претензий с Ярославом.
– Запросто. Только к человеку, который обрек моего родного отца на истязание, у меня свой счет.
– Накажешь меня всю? – Вероника обернулась и попробовала добавить каплю презрения с высокомерием во взгляд. Получилось не очень естественно.
– И, наконец, меня сунула тигру в пасть.
– Ну, тут не было сомнений – выкрутишься.
– Не считая того, что на Ярославе корейцы отработали методику. На меня смотрели автоматы, готовые отстреливать руки-ноги по первому щелчку Чена. Одна ошибка – и повис бы в камере пыток на пару с отцом. Тогда принялась бы за Радислава?
Женщина поняла, что зашла несколько далеко. Подвело проклятое чувство постоянного превосходства над мужчинами. Милославские – не те, с кем можно шутить. Сынок Ярослава способен вывернуться из немыслимой передряги и явно злопамятен.
– Нет! Ты не хочешь меня слушать. Да, я действовала в своих интересах, но не предполагала, что князю придется так худо. Тебе дала возможность узнать через Чена, где его содержат. Смотри в ауру – не лгу!
– И правда не лжете… Но зачем – Чен? Про координаты тюрьмы я Рода спросил.
Вероника на секунду смешалась. Власть молодого человека над могущественным искусственным интеллектом, намного превышающая отцовские возможности, не укладывалась у нее в голове.
– Тогда зачем ты пошел к корейцам?
– Посмотреть на серьезных людей. Знаете ли, я решил перебраться в истинный мир навсегда. Знакомства разные нужны, а кроме вас никого значительного. – Он остановился на недосказанном, но и так ясно – к ней доверия нет, чтобы, отталкиваясь от этого, начать новую жизнь.
– Что же будет с Тайной Москвой?
– Прекрасно контролируется отсюда. Если продолжить некорректное сравнение глобов с компьютерами, у меня права администратора, которые были у Бориса Бороды до его низвержения с пьедестала Рода. Терминал – мой собственный мозг, соединенный с глобом. В виртуальном мире я всемогущий, поэтому мне там скучно. Пусть Радислав развлекается, отсюда присмотрю.
– Потрясающе. Где Ярослав?
– Внизу, в Новой Зеландии. Возможности обрезаны до бытовых. Успокоится, обдумает – там посмотрим.